крышка была снята съ суповой чашки, мы при разливаніи супа тотчасъ же узнали знакомую намъ курицу, разрѣзанную на части. За супомъ явилось спасительное въ помѣщичьихъ хозяйствахъ блюдо, надъ которымъ покойный Пикулинъ такъ издѣвался: шпинатъ съ яичками и гренками. Затѣмъ на блюдѣ появились три небольшихъ цыпленка и салатникъ съ молодымъ салатомъ.
— Что же ты не подалъ ни горчицы, ни уксусу? спросилъ Ник. Ник.
И слуга тотчасъ же исправилъ свою небрежность, поставивши на столъ горчицу въ помадной банкѣ и уксусъ въ бутылкѣ отъ одеколона Мусатова.
Покуда усердный хозяинъ на отдѣльной тарелкѣ мѣшалъ желѣзнымъ лезвіемъ ножа составленную имъ подливку для салата, уксусъ, окисляя желѣзо, успѣлъ сильно подчернить соусъ; но затѣмъ, когда тѣми же ножемъ и вилкою хозяинъ сталъ мѣшать салатъ, послѣдній вышелъ совершенно подъ чернью.
Л. Н. Толстой писалъ мнѣ:
„Драгоцѣнный дяденька! пишу два слова только чтобы сказать, что обнимаю васъ изо всѣхъ силъ, что письмо ваше получилъ, что М. П. цѣлую руки, всѣмъ вашимъ кланяюсь. Тетенька очень благодарна за память и кланяется; и сестра кланяется. Что за весна была и есть чудная! Я въ одиночествѣ смаковалъ ее чудесно. Братъ Николай долженъ быть въ Никольскомъ (Вяземскомъ); поймайте его и не пускайте, я въ этомъ мѣсяцѣ хочу придти къ вамъ. Тургеневъ поѣхалъ въ Винцигъ до августа, лѣчить свой пузырь. Чертъ его возьми! Надоѣло любить его. Пузыря не вылѣчитъ, а насъ лишитъ. Затѣмъ прощайте, любезный другъ; ежели до моего прихода не будетъ стихотворенья, ужь я изъ васъ его выжму.
„Какой Троицынъ день былъ вчера! Какая обѣдня, съ вянущей черемухой, сѣдыми волосами и ярко-краснымъ кумачемъ и горячее солнце“.
12 мая. 1858.
