въ широкополой шляпѣ, на колѣняхъ, на сочной травѣ, полусидѣлъ остроносый брюнетъ подъ сѣнью такого преувеличенно пышнаго березоваго вѣнка и съ такимъ выраженіемъ сладостнаго опьяненія на лицѣ, что лучшаго оригинала для Сатира или Силена нельзя было и выдумать. Въ рукахъ онъ держалъ шкаликъ и стаканчикъ, и когда мы поровнялись съ его телѣгой, онъ съ такимъ добродушіемъ воскликнулъ: „господа! благоволите по стаканчику! желаю васъ поздравить съ праздникомъ!“ — что нельзя было не почувствовать симпатіи къ этому человѣку.
Пришлось распрашивать у встрѣчныхъ дорогу на Никольское, такъ какъ мѣста эти въ Тульской губерніи были намъ совершенно незнакомы. Дорога повела насъ черезъ лѣсъ, принадлежавшій господину Трубицыну, и тутъ мы наѣхали на свѣжіе еще превосходно спиленные дубовые пни. Я мелькомъ слышалъ, что англичане скупали въ этой мѣстности старинные дубовые лѣса, и увѣренъ, что Трубицынскіе пни, о которыхъ я говорю, благодаря своей громадности, уцѣлѣли и по настоящій день. Правда, я не мѣрилъ ихъ, но нарочно переѣзжалъ черезъ нихъ по діагонали приблизительно въ пять аршинъ.
Наконецъ, проѣхавши еще весьма порядочный березовый и осиновый лѣсъ, мы съ задняго двора наѣхали на небольшой флигель, очевидно жилище владѣльца села Никольскаго.
— Хорошо, какъ онъ дома, сказалъ я обращаясь къ Борисову.
— А дома нѣтъ, отвѣчалъ онъ, такъ мы сейчасъ же повернемъ назадъ домой къ обѣду. Благо дорога чудесная.
Проѣзжая мимо небольшаго, очевидно, кухоннаго окна, я замѣтилъ на подоконникѣ тщательно ошпаренную и ощипанную курицу, судорожно прижимавшую крыльями собственный пупокъ и печенку.
— Не безпокойся, сказалъ я, — баринъ дома.
И дѣйствительно, слуга графа, махнувши конюхамъ, чтобы они приняли лошадей нашихъ, ввелъ насъ изъ сѣней направо въ довольно просторную комнату въ два свѣта. Кругомъ вдоль стѣнъ тянулись ситцевые, турецкіе диваны въ перемежку со старинными стульями и креслами. Передъ диваномъ, направо отъ входа, стоялъ столъ, а надъ диваномъ
