дилъ меня рекомендательнымъ письмомъ къ товарищу министра, а мой бывшій сослуживецъ сильно хлопоталъ о переводѣ моемъ въ Главный Штабъ; но кончилось тѣмъ, что я съѣлъ прекрасный обѣдъ у его высокопревосходительства, который между прочимъ сказалъ:
„Здѣсь все можно. Могутъ васъ сдѣлать губернаторомъ, — переименуютъ штатскимъ чиномъ съ повышеніемъ, да и назначутъ. Надо только взяться съ надлежащей стороны“.
Но видно, ни мой сослуживецъ, ни любезный товарищъ министра не умѣли взяться съ надлежащей стороны, и я уѣхалъ ни съ чѣмъ.
Перебирая въ умѣ всевозможные рессурсы, я вспомнилъ любезное изреченіе, сказанное мнѣ моимъ бывшимъ начальникомъ дивизіи, генералъ-лейтенантомъ Эссеномъ, когда въ числѣ прочихъ сослуживцевъ я, съ начальникомъ Штаба во главѣ, откланивался уѣзжающему генералу, получившему гвардейскую кирасирскую дивизію:
„Je vous porterai toujours dans mon сoeur, и очень буду радъ, если въ состояніи буду чѣмъ либо быть вамъ полезенъ“.
Конечно, я счелъ эти слова за обычную свѣтскую любезность. Такими же представлялись они мнѣ и въ минуту моего раздумья въ полковой канцеляріи. „Но, подумалъ я, утопающій хватается и за соломинку. Попытка не пытка“.
Тогда еще въ Россіи не было желѣзныхъ дорогъ кромѣ Николаевской. Я написалъ Эссену, что, соображаясь со средствами, просилъ бы его о переводѣ меня въ лейбъ-уланскій Его Высочества полкъ — и черезъ три недѣли самъ же раскрылъ въ канцеляріи пакетъ изъ лейбъ-уланскаго полка съ запросомъ, согласенъ ли я быть переведеннымъ въ этотъ полкъ для пользы службы. Конечно, на другой же день былъ мною отправленъ утвердительный отвѣтъ, a затѣмъ посдѣдовала моя формальная прикомандировка.
Впередъ увѣренный, что отецъ, проживавшій въ настоящее время, уже не въ Новоселкахъ, а въ старинномъ дѣдовскомъ имѣніи Клейменовѣ подъ Орломъ, будетъ радъ моему переходу въ гвардію, я просилъ у него позволенія на перепутьи заѣхать къ нему и прислать своихъ лошадей, причемъ сильно надѣялся получить отъ него на подъемъ денегъ. Каково же было мое
