и вчера нашелъ я на почтѣ письмо отъ тебя и Маши. Обрадовался я сначала, видя, что вы добрались благополучно, но извѣстіе о сгорѣвшихъ вещахъ, не смотря на мою радость, даже меня сильно огорчило. Воображаю печаль и досаду Маши! Вѣдь надо же было такъ случиться — и столько изящныхъ вещей погибло, а въ Москвѣ пожалуй и за деньги не достанешь этого. Слава Богу, что сами вы добрались благополучно, между тѣмъ какъ въ это же время по всѣмъ сѣвернымъ морямъ были страшныя бури. По пріѣздѣ сюда, у Тургенева снова началась его болѣзнь, отъ которой онъ такъ страдалъ прошлою зимой. Неизвѣстно, что будетъ дальше, а теперь онъ сильно страдаетъ. Всѣ планы его о работѣ рушились, и онъ думаетъ скоро уѣхать отсюда. А какъ сладко воображали мы прожить вмѣстѣ зиму, нанять вмѣстѣ квартиру и прочее. Увы! всѣ наши предположенія и мечты сгорѣли, какъ ваши вещи. Изъ Марселя ѣхали мы на Ниццу и потомъ берегомъ моря до Генуи. Я съ разныхъ сторонъ въѣзжалъ въ Италію, но ни откуда не являлась она въ такомъ сладкомъ чарующемъ видѣ, какъ съ своей горной стороны.
«Все растетъ и рвется вонъ изъ мѣры!»
„И рощи пальмъ, и огромные олеандры, и сады апельсинныхъ деревьевъ, и возлѣ всего этого голубое море. Есть мѣста, передъ которыми остаешься въ нѣмомъ экстазѣ. Такъ доѣхали мы до Генуи, гдѣ по случаю путаницы, сдѣланной кондукторомъ съ чемоданомъ Тургенева, пробыли мы пять дней“.
Что В. П. Боткинъ былъ человѣкомъ минутнаго впечатлѣнія и даже каприза, можно видѣть изъ сопоставленія слѣдующихъ затѣмъ строкъ съ его же словами изъ письма отъ 17-го ноября 1857 года. Въ настоящемъ письмѣ онъ продолжаетъ:
„Всяческою мерзостью и гадостью охватило насъ, когда мы вступили на великую землю Рима. Я думаю, на всей землѣ нѣтъ ничего унылѣе тѣхъ мѣстъ, которыми ѣдешь отъ Чивита-Векіи до Рима. Это какая то прокаженная, проклятая земля. И въ народѣ, какъ въ землѣ этой, все выгорѣло, все выродилось. Я не знаю, причиною ли тому воображеніе или что другое, но ни одна страна, ни одинъ городъ не производитъ
