числѣ и красивый туристъ Николай Петровичъ, проживавшій на постоянной парижской квартирѣ большую часть года. Коротко знакомый съ условіями парижской жизни, веселый Николай Петровичъ смотрѣлъ на деньги, какъ на средство доставить кому либо удовольствіе. Вотъ онъ то и помогъ мнѣ въ устройствѣ всего необходимаго для свадьбы. Такъ, напримѣръ, узнавши, что я думаю заказать свадебный обѣдъ въ „Maison d’or“, онъ объяснилъ мнѣ мнѣ, что это ресторанъ для свадьбы неприличный, а что онъ рекомендуетъ меня своему знакомому Филиппу, который сдѣлаетъ все и сходно, и прилично. Равнымъ образомъ Николай Петровичъ вызвался прислать намъ свадебный экипажъ (une remise). Пришлось мнѣ обратиться къ русскому священнику, любезному отцу Васильеву, который пояснилъ, что въ русской посольской церкви форменныхъ вѣнцовъ нѣтъ, но что онъ къ назначенному дню, т. е. къ 16 августа (стараго стиля) закажетъ вѣнцы цвѣточницамъ, которыя устроятъ ихъ изъ искусственныхъ цвѣтовъ на каркасѣ. Оставалось заказать кольца и бонбоньерки и пригласить шаферовъ. Шаферами у невѣсты были ея братья, а у меня И. С. Тургеневъ.
16 августа въ четыре часа карета, запряженная парою прекрасныхъ сѣрыхъ лошадей, съ лакеемъ и кучеромъ въ одинаковыхъ ливреяхъ, явилась къ нашему подъѣзду. А я, не желая тратить денегъ на ненужный мнѣ фракъ, одѣлся въ полную уланскую форму и отправился въ церковь съ Тургеневымъ.
„Итакъ, подумалъ я, становясь на коверъ, вотъ онъ Рубиконъ, за которымъ начинается новый невѣдомый поворотъ жизненнаго теченія“. Никогда не испытывалъ я подобнаго страха, какъ въ этотъ мигъ, и съ озлобленіемъ смотрѣлъ на Тургенева, который неудержимо хохоталъ, надѣвая на меня вѣнецъ изъ искусственныхъ цвѣтовъ, такъ странно противорѣчившихъ военной формѣ. За обычными поздравленіями, новобрачная пошла прикладываться къ мѣстнымъ иконамъ, a свидѣтели стали расписываться въ церковной книгѣ.
Можно было предполагать, что два извѣстныхъ литератора не напишутъ въ метрической книгѣ вздору. Такое предположеніе не оправдалось въ 1880 году, когда, съ переселеніемъ
