Ройяля, изобилующимъ подобными предметами. Досточтимый романистъ, безъ сомнѣнія, и не подозрѣваетъ, что, школьничая, я заставилъ заплатить его нѣсколько франковъ. Въ присутствіи дамъ онъ выбиралъ дутое, стеклянное, венеціанское ожерелье.
— Вы не очень нажимайте зернышки, ихъ легко раздавить, сказалъ я безъ всякаго умысла.
Желая вѣроятно показать передъ дамами неосновательность моего вмѣшательства, Иванъ Александровачъ сказавъ: „это очень прочно“, — сталъ видимо нажимать еще болѣе. Замѣтивъ это, я убѣдился, что нужно настойчиво уговаривать его, для того чтобы онъ, стараясь доказать противное, сталъ нажимать сильнѣе.
— Ахъ! вы ломаете вещи! воскликнула француженка, не понимавшая нашихъ переговоровъ на русскомъ языкѣ, — въ то время какъ изъ подъ пальцевъ Ивана Александровича посыпались тонкіе голубые черепки.
Такъ какъ я ничего не украшаю, а только разсказываю, то долженъ признаться, что въ то время я еще не дошелъ до пониманія эпическаго склада и его теченія, и потому случилось слѣдующее. Какъ-то въ полуденное время И. А. Гончаровъ, занимавшій, какъ я уже сказалъ, комнату этажемъ выше надъ нами, — пригласилъ Тургенева, Боткина и меня на чтеніе своего, только что оконченнаго, „Обломова“. Въ жаркій день въ небольшой комнатѣ стало нестерпимо душно, и продолжительное, хотя и прекрасное чтеніе наводило на меня неотразимую дремоту. По временамъ, готовый окончательно заснуть, я со страхомъ подымалъ глаза на Боткина и встрѣчалъ раздраженный взглядъ его, исполненный безпощадной укоризны. Но черезъ десять минутъ сонъ снова заволакивалъ меня своею пеленою. И такъ до самаго конца чтенія, изъ котораго я конечно не унесъ никакого представленія.
Начались заботы о приданомъ и приготовленія къ назначенному дню свадьбы. Случилось, какъ нарочно, что въ Парижѣ въ это время находились многіе родственники невѣсты. Тамъ была одна изъ старшихъ ея сестеръ съ молоденькою дочерью и, кромѣ Василія Петровича, еще два брата, въ томъ
