затрудненіе, тѣмъ не менѣе она безотлагательно приняла мое предложеніе, чистосердечно объявивъ, что у нея ничего нѣтъ, за исключеніемъ небольшаго капитала. Хотя у меня приблизительно было столько же, но такъ какъ все это было разбросано по разнымъ рукамъ и, что еще хуже, — по родственнымъ, то я, во избѣжаніе могущихъ встрѣтиться разочарованій, объяснилъ наотрѣзъ, что у меня ничего нѣтъ. Такимъ образомъ, не объявляя никому ничего въ домѣ, мы дали другъ другу слово и порѣшили отложить свадьбу до сентября, т. е. до возвращенія невѣсты изъ заграницы.
По временамъ и грустная наша квартира съ Борисовымъ благодушно оживала. Такому оживленію много способствовалъ умный, талантливый и пылкій энтузіастъ, давнишній мой пріятель, Ст. Ст. Громека, бывшій въ то время начальникомъ жандармскаго дивизіона Николаевской дороги. Онъ самъ когда-то во время оно писалъ стихи и былъ до болѣзненности чутокъ на все эстетическое. Сюда же весьма часто изъ-за Москвы-рѣки хаживалъ Ап. Григорьевъ. И когда, бывало, эти два энтузіаста — Громека и Григорьевъ — сойдутся за вечернимъ чаемъ, наше скромное обиталище превращается въ Геликонъ. Григорьевъ, не смотря на бѣдный голосокъ, доставлялъ искренностью и мастерствомъ своего пѣнія дѣйствительное наслажденіе. Онъ собственно не пѣлъ, а какъ бы пунктиромъ обозначалъ музыкальный контуръ піесы. Пѣвалъ онъ по цѣлымъ вечерамъ, время отъ времени освѣжаясь новымъ стаканомъ чаю, a затѣмъ, нерѣдко около полуночи, уносилъ домой пѣшкомъ свою гитару.
Говоря о цыганскихъ и русскихъ пѣсняхъ вообще, Григорьевъ однажды съ величайшимъ энтузіазмомъ сталъ разсказывать о двухъ вольноотпущенныхъ гитаристахъ, играющихъ въ одномъ погребкѣ въ Сокольникахъ. „Это несомнѣнные таланты! восклицалъ Григорьевъ, — и надо непремѣнно зазвать Дмитрія Петровича Боткина, такъ какъ онъ въ душѣ музыкантъ, и я обѣщаю ему величайшее наслажденіе“.
Въ назначенный день Громека, Григорьевъ и Боткинъ собрались у насъ, и помнится, что и бѣдный Борисовъ, такъ какъ день былъ не лихорадочный, присоединился къ нашей экскурсіи.
