отъ котораго мы спаслись только благодаря нервной безсонницѣ сопровождавшей насъ молодой дѣвушки. Когда она разбудила меня отъ несомнѣнно предсмертнаго сна, я и слуга нашъ отдѣлались страшною головною болью, тогда какъ больную и горничную мы замертво вынесли въ карету. На другой день, къ счастію, мы узнали, что ледъ идетъ, и къ обѣду устроится переправа на баркѣ. Конечно, я сдѣлалъ все, что можно сдѣлать за деньги, для ускоренія переправы и любовался примѣрной отвагой и мастерствомъ перевощиковъ, предупреждавшихъ удары льдинъ въ служившую паромомъ барку. Люди эти, упирая въ багры, стояли не на баркѣ, а на подплывающей льдинѣ и, проводивъ одну, тутъ же переходили постепенно на другую. — И такъ до противоположнаго берега.
Но вотъ наконецъ мы въ Москвѣ, на Тверской, въ бывшей гостинницѣ Шевалдышева. Знаменитый психіатръ Вас. Ѳед. Саблеръ оказался по отношенію къ бѣдной Надѣ не только искуснымъ врачемъ, но и любящимъ отцемъ. Осмотрѣвъ больную, онъ посовѣтовалъ сдать ее на Басманную, въ заведеніе Вас. Ив. Красовскаго, обѣщавъ лично слѣдить за ходомъ лѣченія. Помѣстивъ больную у Красовскаго, я тутъ же черезъ два дома нанялъ довольно удобную квартиру, куда ко мнѣ въ скоромъ времени пріѣхалъ и Иванъ Петровичъ Борисовъ, продолжавшій и въ Москвѣ страдать неотвязной малоазіатской лихорадкой. Посѣщалъ его и истощалъ надъ нимъ все свое искусство знаменитый Александръ Ивановичъ Оверъ. Чего-чего ни заставлялъ онъ глотать бѣднаго Борисова, и все понапрасну. И вотъ какъ воспитывавшіеся на той же голубятнѣ и разогнанные житейскими бурями въ разныя стороны голуби, мы съ помятыми крыльями снова собрались подъ одинъ и тотъ же карнизъ, грустно бормоча о дняхъ давно минувшихъ.
За двѣнадцать лѣтъ, проведенныхъ мною внѣ Москвы, всѣ мои добрые знакомые, и литературные, и не литературные, изъ нея исчезли. Калайдовичевыхъ, Глинокъ, Павловыхъ, семейства Герцена, прелестной четы Полуденскихъ — въ Москвѣ болѣе не было: они невозвратно исчезли. Захотѣлось мнѣ навѣдаться, не застану ли я попрежнему на
