взглянуть за тяжелый коверъ, служившій портьерой, въ комнату сестры. Впослѣдствіи я узналъ, что степень ненависти душевно больныхъ почти всегда равняется степени ихъ привязанности къ данному лицу въ здоровомъ ихъ положении. Но нервная чуткость ихъ въ данномъ случаѣ изумительна. Когда бы бѣлокурый и круглолицый братъ Василій однимъ глазомъ ни заглянулъ за портьеру сестриной комнаты, какъ та уже вскрикивала:
— Медуза! Медузища противная!
Инспекторъ врачебной управы докторъ Майдель, бывшій потомъ въ Петербургѣ начальникомъ Физиката, оказался моимъ школьнымъ товарищемъ въ Верро, гдѣ я просидѣлъ съ нимъ рядомъ за столомъ три года. Однажды, захвативши меня за завтракомъ, онъ мнѣ сказалъ:
— Послушайте моего совѣта: тратите вы здѣсь деньги и время, а мы этого дѣла совершенно не понимаемъ. Отвези ты больную въ Москву. Тамъ есть знаменитые психіатры, какъ, напримѣръ, докторъ Саблеръ.
Убѣжденный Майделемъ, я всетаки долженъ былъ отложить на нѣсколько дней отъѣздъ въ Москву: до прибытія изъ Новоселокъ большой четверомѣстной кареты, безъ которой везти больную, при ея нервномъ возбужденіи, было бы слишкомъ затруднительно. Наконецъ карету привезли и, забравши съ собою небогатую дворянку, часто проживавшую въ прежнее время въ Новоселкахъ и даже мою крестницу, да на помощь ей горничную, — я повезъ больную по открывшемуся шоссе. Какъ ни затруднительно было на неисправныхъ почтовыхъ везти до крайности буйную больную, которая, не взирая на связанныя руки и ноги, лежа на заднемъ сидѣньи и упираясь ногами въ стѣнку кареты, — старалась разломить послѣднюю, — наконецъ мы добрались до переѣзда черезъ Оку подъ Серпуховымъ. Тутъ оказалось непреодолимое препятствіе. Взломанный половодьемъ ледъ стоялъ на рѣкѣ громадной чешуею и, не трогаясь внизъ, дѣлалъ всякое сообщеніе между берегами невозможнымъ. Не было другаго средства, какъ, отыскавъ на постояломъ дворѣ квартиру, остановиться въ ней на неопредѣленное время. Не успѣли мы расположиться на ночлегъ, какъ объявилась новая бѣда: угаръ,
