о которой можно бы было подумать, что она только что окончена.
Но вотъ мы добрались до Тиволи, гдѣ, можно сказать, на одномъ пунктѣ соединилась и античная прелесть живописныхъ остатковъ храма Весты, и полукругъ отвѣсныхъ скалъ, у подножія которыхъ темная пасть, именуемая гротомъ Сирены, поглощаетъ кипящую струю Аніо, отвѣсно падающую въ нее съ утеса.
— Какая прелесть! невольно воскликнула сестра, стоя на площадкѣ спиною къ единственной гостинницѣ, примыкающей къ храму Весты. — Здѣсь, прибавила она, есть ослы съ проводниками, и намъ необходимо заказать ихъ, чтобы объѣхать прелестное ущелье Аніо.
— Я нестерпимо озябъ, сказалъ я, — и голоденъ; а видъ этой воды наводить на меня лихорадку. Надѣюсь, что здѣсь найдется что-либо утолить голодъ.
Съ этимъ словомъ я вошелъ въ гостинницу, гдѣ слуга понималъ мои желанія, высказанныя по-французски. Черезъ четверть часа въ каминѣ запылали громадные оливковые пни, и въ комнатѣ стало скорѣе жарко, чѣмъ холодно. При этомъ исполнено было мое требованіе, вѣроятно, немало изумившее прислугу, а именно: окна, выходящія на каскадъ, были тщательно завѣшаны суконными одѣялами, такъ что мы обѣдали при свѣчахъ. Нашлась и бутылка шампанскаго Мума, кромѣ котораго и въ Римѣ не было возможности достать другой марки. Враждебно ушедши въ мрачную пещеру своего недоброжелательства, я изъ нея ревниво наблюдалъ всѣ движенія сестры. Я видѣлъ, что она сначала безмолвно слѣдовала за мною во мракъ, но по мѣрѣ того, какъ пещера моя начинала согрѣваться пылающимъ каминомъ и шампанскимъ, сестра все настойчивѣе вела меня за руку къ выходу и къ приготовленнымъ для прогулки осламъ. Конечно, всѣ ея ласкательныя уловки были вполнѣ очевидны; но онѣ были такъ добродушны и любовны, что упрямиться долѣе было бы неблаговоспитанно. Два проводника привели намъ своихъ ословъ; на переднемъ съ дамскимъ сѣдломъ поѣхала сестра по узкой тропинкѣ, справа опоясывающей ущелье Аніо; а сзади пришлось тащиться мнѣ, чувствуя себя тѣлесно и ду-
