Между тѣмъ военныя дѣйствія прекратились, и Тургеневъ писалъ мнѣ, что, по мнѣнію всѣхъ литературныхъ друзей, новый сборникъ моихъ стихотвореній получилъ окончательно приличный видъ, въ которомъ на дняхъ Тургеневъ сдастъ его въ типографію; но что если я все еще желаю поднести Его Величеству свой переводъ одъ Горація, то для этой цѣли мнѣ необходимо воспользоваться, съ наступленіемъ мира, возможностью получить отпускъ.
Вслѣдствіе этого, въ первыхъ числахъ января 1856 года, испросивши четырнадцатидневный отпускъ, я однажды вечеромъ растворилъ дверь въ кабинетъ Некрасова и нежданно захватилъ здѣсь весь литературный кружокъ.
— О! а! э! и! раздалось со всѣхъ сторонъ. Между прочимъ и Дружининъ съ улыбкою, протягивая мнѣ обѣ руки, громко воскликнулъ:
«На суку извилистомъ и чудномъ!»
—повторяя мой, спасенный его разъясненіями, стихъ.
Съ этихъ поръ милый Дружининъ постоянно встрѣчалъ меня этимъ стихомъ, точно такъ же, какъ въ свою очередь я постоянно встрѣчалъ Полонскаго его стихомъ:
«Въ тѣ дни, какъ я былъ соловьемъ!»
