и стали у толстаго конца жерди поворачивать ее вилою до тѣхъ поръ, пока тонкій конецъ жерди не показывался въ отдушинѣ первой очередной проруби. Тутъ сторожившій его появленіе чухонецъ въ свою очередь хваталъ жердь вилами и передвигалъ, какъ вздержку, до слѣдующей проруби, гдѣ такой же сторожъ налаживалъ ее до слѣдующей, — и такъ далѣе. Когда обѣ жерди такимъ порядкомъ достигли средней поперечной проруби, обѣ онѣ были вынуты изъ воды и, конечно, вытащили за собою слѣдомъ и веревки съ прикрѣпленными къ нимъ крыльями невода. Тащили неводъ въ поперечную прорубь, по объясненію барона, изъ предосторожности, чтобы сажаная рыба, захваченная тонею во всю длину сажалки, своею тяжестью не прорвала сѣти и такимъ образомъ не обратила всѣхъ усилій въ ничто. Такія опасенія оказались далеко не излишними: надо было видѣть горы всевозможной рыбы, наваленныя по обѣ стороны вытащенной сѣти. Пока выброшенная рыба вертѣлась на снѣгу, русскіе торговцы подходили и быстрыми ударами дубинки убивали ее по головѣ. На вопросъ мой, — для чего они это дѣлаютъ? — вопрошаемый отвѣчалъ:
— Изволите видѣть, какъ я ударю, она жабры-то раскроетъ, точно живая, да съ тѣмъ и застынетъ. Въ товарѣ-то она и красивѣе будетъ, не то что словно сонная набрана.
Когда сѣть была опорожнена, жерди, исполнявшія должность вздержекъ, снова юркнули подъ ледъ и, проходя отъ лунки къ лункѣ, въ скорости достигли послѣдней поперечной проруби, куда, вышедши изъ воды прежнимъ порядкомъ, вслѣдъ за веревками вытащили и вторую тоню. Кажется, на этотъ разъ рыбы навалили еще бо̀льшіе вороха. Баронъ говорилъ намъ, что тутъ рыбы рублей на пятьсотъ, по заранѣе условленной цѣнѣ. Къ масляной онъ надѣялся получить еще столько же. Вся мелкая рыба, попадавшаяся въ обѣ тони, была на нашихъ глазахъ пущена обратно въ воду.
