далъ сѣдую, коротко остриженную голову фермера, выглянувшую изъ окна кабинета, и услыхалъ жирный его голосъ: „покорнѣйше просимъ“. Войдя въ небольшую столовую, я нашелъ накрытый столъ. Пока я ходилъ въ кабинетъ поставить ружье и снять на время остальныя охотничьи принадлежности, столовая оживилась. Я нашелъ въ концѣ стола знакомую уже мнѣ дѣвушку лѣтъ семнадцати, пышныя рѣсницы и волосы которой я только тутъ разсмотрѣлъ хорошенько. Человѣкъ пять опрятныхъ мальчугановъ и дѣвочекъ помѣщались на стульяхъ по обѣимъ ея сторонамъ, а старикъ отецъ, пригласившій меня сѣсть рядомъ съ собою, покойно опустился противъ нея на кресло.
— Въ прошломъ году, сказалъ онъ, я имѣлъ несчастіе потерять жену, и вотъ моя старшая Эмми, какъ видите, теперь мать всѣхъ этихъ дѣтей.
Тою порою Эмми съ необыкновенною ловкостью разливала молоко по стаканамъ дѣтей, добавляя каждому кусокъ хлѣба съ масломъ. Она не заставила ни отца, ни меня ждать нашихъ порцій душистаго кофею съ превосходными сливками и горячимъ печеньемъ. Отцу она налила кофей въ кружку, превышавшую размѣры обыкновеннаго стакана.
— Видно, что вы привыкли расточать благодѣянія, сказалъ я, чтобы не сидѣть молчкомъ, — такъ свободно и легко это у васъ выходитъ.
— Всегда легко, отвѣчала она, дѣлать, что нравиться.
— Конечно, Шиллеръ много одухотворяетъ вашъ трудъ своими идеалами.
— Противъ этого я не спорю, отвѣтила она, но у меня такъ мало времени послѣ дѣтскихъ уроковъ, что мнѣ некогда разбирать источники моихъ чувствъ. Мнѣ все кажется, что любимое въ жизни и есть идеальное.
Въ это время старикъ-отецъ налилъ себѣ вторую кружку кофею и приправилъ ее чудесными сливками. Дѣвушка приподнялась, перешла на другой конецъ стола къ отцу и тихо взяла у него приготовленную кружку. Старикъ схватился обѣими руками за блюдечко и заворчалъ что-то вродѣ: „только на этотъ разъ“.
— Нѣтъ, нѣтъ папа! самымъ серьезнымъ голосомъ сказала
