Я уже говорилъ, что со времени перехода моего въ гвардію отецъ сдѣлался въ отношеніи ко мнѣ чрезвычайно щедръ, и мнѣ оставалось только благодарить его за высылаемыя деньги, о которыхъ я вовсе не просилъ. У болѣе бережливыхъ изъ насъ скоплялись деньги, которыя мы превращали въ появившіеся тогда билеты восточнаго займа, которые при нашей бродячей жизни мы носили въ сумочкахъ на шеѣ. Ипполитъ Ѳедоровичъ называлъ эти сумочки „восточнымъ вопросомъ1“.
Наступили вешнія оттепели, снѣгъ зачерпывался водою, и пригорки стали обнажаться. Василія Павловича не было дома, и я въ отсутствіе его завѣдывалъ эскадрономъ, конечно, неоффиціально, такъ какъ и онъ уѣзжалъ въ Дерптъ частнымъ образомъ. Однажды ко мнѣ прискакалъ верхомъ чухонецъ и весьма одушевленно на что-то жаловался. Не понимая въ чемъ дѣло, я обратился къ помощи отставнаго гусара Энгардта; послѣдній растолковалъ, что солдаты самовольно надергали у этого крестьянина клевернаго сѣна изъ придорожнаго стога. Мысль, что наши уланы могли произвести такое самоуправство на мѣстѣ стоянки, меня возмутила. Въ нѣсколько минутъ лошадь моя была осѣдлана, и я помчался вслѣдъ за крестьяниномъ, указывавшимъ мнѣ дорогу. Когда мы по перелѣску выскочили на шоссе, кресть-
