думывай и лошадь понапрасну не бей, а то проскачешь болѣе двухъ разъ, и всѣ твои труды пропадутъ“.
— Помилуйте, скажите! съ гордымъ тономъ отвѣчалъ Иванъ, такъ что я махнулъ рукою и пошелъ прочь не безъ нѣкотораго фатальнаго предчувствія. Наконецъ, соискатели приза, состоявшаго изъ прекраснаго ковра, разстановились по надлежащимъ мѣстамъ, и махальные подали знакъ къ началу бѣга. Конечно, все вниманіе мое было обращено на Ивана съ его рыжимъ. Какъ и слѣдовало ожидать, онъ уже два раза проскакалъ, и стоило ему погорячиться въ третій разъ и пришлось бы съѣхать на сторону. Но рыжій какъ будто успокоился и приближался къ своему по счету третьему отъ конечнаго столба значку, у котораго стоялъ между прочимъ и я. Вотъ прошли двое переднихъ саней, и показалось стоймя вдохновенное рыжее и рябое лицо Ивана. Будь онъ на парѣ или четверкѣ, то по одушевленію и цвѣту кудрей можно бы его счесть за Аполлона.
— Звони! побѣдоносно крикнулъ онъ, поравнявшись дугою съ полковникомъ. Звонокъ раздался въ ту минуту, когда сани Ивана были уже противъ столба.
Въ ту же секунду и первая лошадь поручика Бл—рева дошла до столба, и, учуявъ бѣду, я пустился бѣгомъ за тридцать саженъ впередъ къ столбу, гдѣ, запыхавшись, засталъ неимовѣрную кутерьму. Конечно, Бл—ревъ, услыхавшій звонокъ въ секунду своего прибытія къ флагу, былъ убѣжденъ въ побѣдѣ своей лошади и не зналъ обстоятельства, что Иванъ пришелъ раньше его на цѣлую лошадь. Тѣмъ не менѣе Иванъ, увѣренный въ своей правотѣ, ревѣлъ, какъ разъяренный быкъ:
— Давай сюда коверъ! Накрывай моего рыжаго!
Такъ какъ въ состязаніе вмѣшалось лицо, способное на самую наивную неблагопристойность, я, во избѣжаніе послѣдней, повелительно крикнулъ въ свою очередь:
— Иванъ, отдай коверъ и поѣзжай домой!
Покуда полковникъ-судья подъѣхалъ къ мѣсту распри, Бл—ревская вороная была уже покрыта призовымъ ковромъ, и полковникъ не захотѣлъ перелаживать само собою уладившагося дѣла. Зато Иванъ уѣхалъ съ восклицаніями: „Господи! что же это такое? Это грабежъ среди бѣлаго дня!“ И
