тах, по большей части другой формы, чем те, которые имеются у нас. Большинство из этих инструментов своею приятностью превосходит употребительные у нас, а с другой стороны, их нельзя даже и сравнивать с нашими. Но в одном отношении, без сомнения, утопийцы значительно превосходят нас: вся их музыка[1], гремит ли она на органах или исполняется голосом человека, весьма удачно изображает и выражает естественные ощущения; звук вполне приспосабливается к содержанию, есть ли это речь молитвы, или радость, умилостивление, тревога, печаль, гнев; форма мелодии в совершенстве передает определенный смысл предмета. В результате она изумительным образом волнует, проникает, зажигает сердца слушателей.
Напоследок священник, равно как и народ, торжественно произносят праздничные молитвы. Они составлены так, что читаемое всеми вместе каждый в отдельности может относить к самому себе. В этих молитвах всякий признает бога творцом, правителем и кроме того подателем всех прочих благ; воздает ему благодарность за столько полученных благодеяний, а особенно за то, что попал в такое государство, которое является самым счастливым, получил в удел такую религию, которая, как он надеется, есть самая истинная. Если же молящийся заблуждается в этом отношении, или если существует что-нибудь лучшее данного государственного строя и религии, и бог одобряет это более, то он просит, чтобы по благости божией ему позволено было познать это; он готов следо-
- ↑ Это рассуждение о значении музыки написано, повидимому, под влиянием Аристотеля („Политика“, VIII, 5, 8).
