Только невѣстушка больно со мной спесива была. Ужъ я ль ей не угождала, какъ малому дитяти? да нѣтъ, не угодила! »Невѣстушка, душа моя«, говорю я ей бывало, »сдѣлаемъ вотъ такъ, или эдакъ, и ладно будетъ.« Купить ли что, продать,—ни за что въ свѣтѣ не послушается; хотя и выдетъ убытокъ явный, а на своемъ поставитъ. Замолчу я передъ нею, поплачу тихонько, да и все тутъ. Не хотѣла я брата тревожить; снова, бывало, къ ней съ ласковыми рѣчами подойду.
Сажаемъ мы съ нею однажды разсаду въ огородѣ; я заговариваю съ ней, а она словно не слышитъ, отошла подальше. Тяжело мнѣ стало на сердцѣ,—запѣла я; пою, а слезы такъ изъ глазъ и сыплются. Вдругъ слышу: »Богъ вамъ въ помощь, день вамъ добрый!« Смотрю—это наша сосѣдка облокотилась на заборъ, да и кланяется. Я скорехонько слезы утерла.
»Здравствуйте«, говорю, »сестрица!«
»А я къ вамъ шла.«
»Милости просимъ.«
»Не продадите ли вы мнѣ щепотку разсады?«
»Мы чужимъ продаемъ, а сосѣдкѣ надо и такъ дать.«
Только невестушка больно со мной спесива была. Уж я ль ей не угождала, как малому дитяти? да нет, не угодила! «Невестушка, душа моя», говорю я ей бывало, «сделаем вот так, или эдак, и ладно будет.» Купить ли что, продать, — ни за что в свете не послушается; хотя и выйдет убыток явный, а на своем поставит. Замолчу я перед нею, поплачу тихонько, да и всё тут. Не хотела я брата тревожить; снова, бывало, к ней с ласковыми речами подойду.
Сажаем мы с нею однажды рассаду в огороде; я заговариваю с ней, а она словно не слышит, отошла подальше. Тяжело мне стало на сердце, — запела я; пою, а слезы так из глаз и сыплются. Вдруг слышу: «Бог вам в помощь, день вам добрый!» Смотрю — это наша соседка облокотилась на забор, да и кланяется. Я скорехонько слезы утерла.
«Здравствуйте», говорю, «сестрица!»
«А я к вам шла.»
«Милости просим.»
«Не продадите ли вы мне щепотку рассады?»
«Мы чужим продаем, а соседке надо и так дать.»
