Наступала осень. Отработались въ полѣ. По улицамъ стали сваты сновать. Только и слышимъ, какъ дѣвушки хвалются: »Я со своимъ Михалкомъ обручена.«—»А меня за моего Петруся отецъ благословилъ.«
Грустно мнѣ, тяжко, словно черная туча на меня опустилась. Только мнѣ и радости, что встрѣчусь съ Мотрею да наговорюсь. Ужъ какъ я ее упрашивала: »Правду ли ты мнѣ говорила, или у тебя всё однѣ шутки были? Кто тебѣ это сказалъ, что за меня свататься будутъ?«
»А развѣ я тебѣ не сказала, кого я посылала: сороку бѣлобоку!«
Да и примется хохотать.
»Ты послушай, душа моя, какой я тебѣ дамъ хорошій совѣтъ: о чемъ не надо, не спрашивай, а лучше подумай,—какъ-то мы къ чужимъ людямъ привыкать станемъ. На чужую сторону замужъ пойдемъ,—какая-то намъ доля выпадетъ! Ахъ, когда бы намъ Господь долю счастливую послалъ! Пріѣдемъ мы тогда къ отцамъ, къ матерямъ въ гости. Я пріѣду пышно да богато, а ты еще пышнѣй—на парѣ сивыхъ воловъ (ты знаешь, въ Мазовищахъ всё волы сивые), въ то-
Наступала осень. Отработались в поле. По улицам стали сваты сновать. Только и слышим, как девушки хвалются: «Я со своим Михалком обручена.» — «А меня за моего Петруся отец благословил.»
Грустно мне, тяжко, словно черная туча на меня опустилась. Только мне и радости, что встречусь с Мотрею да наговорюсь. Уж как я ее упрашивала: «Правду ли ты мне говорила, или у тебя всё одни шутки были? Кто тебе это сказал, что за меня свататься будут?»
«А разве я тебе не сказала, кого я посылала: сороку белобоку!»
Да и примется хохотать.
«Ты послушай, душа моя, какой я тебе дам хороший совет: о чём не надо, не спрашивай, а лучше подумай, — как-то мы к чужим людям привыкать станем. На чужую сторону замуж пойдем, — какая-то нам доля выпадет! Ах, когда бы нам Господь долю счастливую послал! Приедем мы тогда к отцам, к матерям в гости. Я приеду пышно да богато, а ты еще пышней — на паре сивых волов (ты знаешь, в Мазовищах всё волы сивые), в то-
