Соловей развернулъ крылышки и поднялся въ воздухъ. Безшумно пролетѣвъ по саду, онъ сѣлъ недалеко отъ студента, который все еще лежалъ на травѣ со слезами на глазахъ.
— Отбрось печаль: ты будешь имѣть красивую розу!—громко сказалъ ему соловей.—При звукахъ музыки, во время луннаго сіянія я воскрешу розу, окрасивъ ее кровью моего сердца. Но за это ты долженъ дать мнѣ обѣщаніе вѣрно любить. Истинная любовь вѣдь выше мудрости и несокрушима…
Студентъ, прислушавшись къ чириканью соловья, поднялъ голову, но тотчасъ же опять ее опустилъ.
Онъ не понималъ языка птички, хотя и зналъ все, что было написано въ книгахъ.
Одинъ лишь столѣтній дубъ понялъ слова птички и взгрустнулъ. Онъ сильно любилъ соловья за его пѣсни, который тотъ пѣлъ, сидя въ своемъ гнѣздѣ.
— Милая птичка, пропой мнѣ въ послѣдній разъ пѣсенку!—тихимъ трепетаніемъ листьевъ прошепталъ онъ.—Мнѣ будетъ такъ скучно безъ тебя!
Соловей сжалился надъ дубомъ и сталъ пѣть для него. Онъ началъ тихо, и его голосъ былъ подобенъ журчанію ручейка, но потомъ его пѣснь переливалась все громче и громче… Наконецъ, сдѣлавъ повышенную трель, соловей сразу смолкъ…
Студентъ всталъ и пошелъ домой, размышляя о томъ, что та, которую онъ любитъ, хотя и имѣетъ чудную внѣшность, но зато черства сердцемъ и не способна жертвовать собою для другихъ. Придя въ комнату, онъ легъ и, продолжая думать о своей любви, заснулъ.
Между тѣмъ соловей сидѣлъ на дубу и ждалъ, когда взойдетъ луна. Съ ея восходомъ онъ снялся и полетѣлъ къ розовому кусту. Прижавшись грудью къ острому шипу, онъ запѣлъ… По мѣрѣ того какъ одна пѣсня смѣняла другую, острый шипъ все больше и больше вонзался въ грудь соловья, переливая его кровь въ розовый кустъ. И всю ночь холодная серебряная луна слушала пѣсни соловья. А надъ шипомъ зацвѣтала прекрасная роза; съ каждой пѣсней она развертывала по лепестку. Сначала роза была блѣдна, какъ туманная утренняя заря. Но съ проблесками разсвѣта она стала принимать нѣжно-розовую окраску.
— Прижимайся крѣпче, птичка,—сказалъ кустъ соловью,—иначе роза не расцвѣтетъ съ наступленіемъ дня…
Соловей сталъ крѣпче жаться къ шипу и еще звонче началъ пѣть, восхваляя нѣжную любовь молодости. На лепесткахъ розы появился легкій нѣжный румянецъ; но роза еще не окрасилась пурпуромъ, потому что шипъ не коснулся пока сердца соловья.
— Ближе, крѣпче прижмись, иначе роза не расцвѣтетъ до утра!—потребовалъ опять кустъ.
Соловей крѣпче прильнулъ къ шипу, и шипъ кос-
Соловей развернул крылышки и поднялся в воздух. Бесшумно пролетев по саду, он сел недалеко от студента, который всё ещё лежал на траве со слезами на глазах.
— Отбрось печаль: ты будешь иметь красивую розу! — громко сказал ему соловей. — При звуках музыки, во время лунного сияния я воскрешу розу, окрасив её кровью моего сердца. Но за это ты должен дать мне обещание верно любить. Истинная любовь ведь выше мудрости и несокрушима…
Студент, прислушавшись к чириканью соловья, поднял голову, но тотчас же опять её опустил.
Он не понимал языка птички, хотя и знал всё, что было написано в книгах.
Один лишь столетний дуб понял слова птички и взгрустнул. Он сильно любил соловья за его песни, который тот пел, сидя в своём гнезде.
— Милая птичка, пропой мне в последний раз песенку! — тихим трепетанием листьев прошептал он. — Мне будет так скучно без тебя!
Соловей сжалился над дубом и стал петь для него. Он начал тихо, и его голос был подобен журчанию ручейка, но потом его песнь переливалась всё громче и громче… Наконец, сделав повышенную трель, соловей сразу смолк…
Студент встал и пошёл домой, размышляя о том, что та, которую он любит, хотя и имеет чудную внешность, но зато черства сердцем и не способна жертвовать собою для других. Придя в комнату, он лёг и, продолжая думать о своей любви, заснул.
Между тем соловей сидел на дубу и ждал, когда взойдёт луна. С её восходом он снялся и полетел к розовому кусту. Прижавшись грудью к острому шипу, он запел… По мере того как одна песня сменяла другую, острый шип всё больше и больше вонзался в грудь соловья, переливая его кровь в розовый куст. И всю ночь холодная серебряная луна слушала песни соловья. А над шипом зацветала прекрасная роза; с каждой песней она развёртывала по лепестку. Сначала роза была бледна, как туманная утренняя заря. Но с проблесками рассвета она стала принимать нежно-розовую окраску.
— Прижимайся крепче, птичка, — сказал куст соловью, — иначе роза не расцветёт с наступлением дня…
Соловей стал крепче жаться к шипу и ещё звонче начал петь, восхваляя нежную любовь молодости. На лепестках розы появился лёгкий нежный румянец; но роза ещё не окрасилась пурпуром, потому что шип не коснулся пока сердца соловья.
— Ближе, крепче прижмись, иначе роза не расцветёт до утра! — потребовал опять куст.
Соловей крепче прильнул к шипу, и шип кос-
