тому, чтобы свобода эта была настолько искрення и серьезна, насколько состояніе страны можетъ это дозволить. Притомъ нужно ли въ сотый разъ повторять слѣдующее столь очевидное положеніе: что въ наше время вездѣ, гдѣ свобода преній не существуетъ въ довольно обширныхъ размѣрахъ, ничто не возможно, рѣшительно ничто въ нравственномъ и умственномъ смыслѣ? Я знаю, въ какой степени въ вопросахъ подобнаго рода трудно (чтобы не сказать невозможно) придать своей мысли требуемую степень опредѣленности. Такъ, напримѣръ, какимъ образомъ опредѣлить, что̀ слѣдуетъ разумѣть подъ достаточною мѣрою свободы относительно преній? Эта мѣра, безусловно колеблющаяся и произвольная, весьма часто можетъ опредѣлиться лишь тѣмъ, что̀ составляетъ самую сокровенную, индивидуальную долю нашихъ убѣжденій, и надлежало бы, такъ сказать, узнать сперва всего человѣка, чтобы опредѣлить истинное значеніе, придаваемое имъ словамъ при обсужденіи этихъ предметовъ. Что до меня касается, то я, подобно многимъ, слѣдилъ, въ продолженіе болѣе чѣмъ тридцати лѣтъ, за этимъ неразрѣшимымъ вопросомъ о печати, за всѣми превратностями его судьбы, и вы, конечно, согласитесь, что послѣ столь долгаго изученія и наблюденія этотъ вопросъ не можетъ быть для меня ничѣмъ инымъ, какъ предметомъ самой холодной и самой безпристрастной оцѣнки. И потому я не ощущаю ни предубѣжденія, ни непріязни ко всему до него относящемуся; я даже не питаю особенно враждебнаго чувства къ цензурѣ, хотя она въ эти послѣдніе годы тяготѣла надъ Россіею, какъ истинное общественное бѣдствіе. Признавая ея своевременность и относительную пользу, я главнымъ образомъ обвиняю ее
тому, чтобы свобода эта была настолько искрення и серьезна, насколько состояние страны может это дозволить. Притом нужно ли в сотый раз повторять следующее столь очевидное положение: что в наше время везде, где свобода прений не существует в довольно обширных размерах, ничто не возможно, решительно ничто в нравственном и умственном смысле? Я знаю, в какой степени в вопросах подобного рода трудно (чтобы не сказать невозможно) придать своей мысли требуемую степень определенности. Так, например, каким образом определить, что́ следует разуметь под достаточною мерою свободы относительно прений? Эта мера, безусловно колеблющаяся и произвольная, весьма часто может определиться лишь тем, что́ составляет самую сокровенную, индивидуальную долю наших убеждений, и надлежало бы, так сказать, узнать сперва всего человека, чтобы определить истинное значение, придаваемое им словам при обсуждении этих предметов. Что до меня касается, то я, подобно многим, следил, в продолжение более чем тридцати лет, за этим неразрешимым вопросом о печати, за всеми превратностями его судьбы, и вы, конечно, согласитесь, что после столь долгого изучения и наблюдения этот вопрос не может быть для меня ничем иным, как предметом самой холодной и самой беспристрастной оценки. И потому я не ощущаю ни предубеждения, ни неприязни ко всему до него относящемуся; я даже не питаю особенно враждебного чувства к цензуре, хотя она в эти последние годы тяготела над Россиею, как истинное общественное бедствие. Признавая её своевременность и относительную пользу, я главным образом обвиняю ее
