отвращеніе къ этому учрежденію. Такое расположеніе духа значительной части католическаго міра создаетъ, быть-можетъ, одно изъ самыхъ потрясающихъ и трагическихъ положеній, въ какія только можетъ быть поставлена человѣческая душа. Въ самомъ дѣлѣ, невозможно вообразить себѣ болѣе глубокой трагедіи, чѣмъ та борьба, которая должна происходить въ сердцѣ человѣка, когда, поставленный между чувствомъ религіознаго благоговѣнія (чувствомъ, превосходящимъ сыновнюю любовь) съ одной стороны и отвратительной очевидностью съ другой, онъ усиливается замять, заглушить свидѣтельство собственной совѣсти, лишь бы не признаться самому себѣ, что между предметомъ его поклоненія и предметомъ отвращенія существуетъ тѣсная и безспорная связь. Между тѣмъ таково именно положеніе всѣхъ тѣхъ вѣрныхъ католиковъ, которые, ослѣпленные своею враждою къ іезуитамъ, стараются скрыть отъ себя то, что̀ ясно до очевидности—именно глубокое, тѣсное сродство, связывающее этотъ орденъ, его стремленія, его ученіе, его судьбы со стремленіями, ученіемъ и судьбами римской церкви, отъ которой его невозможно отдѣлить, не причинивъ тѣмъ существеннаго поврежденія и увѣчья. Ибо, если отрѣшиться отъ всѣхъ предубѣжденій партіи, вѣроисповѣданія и даже народности; если проникнуться самымъ полнымъ безпристрастіемъ и христіанскимъ милосердіемъ и передъ лицомъ исторіи и дѣйствительности, допросивъ ихъ обѣихъ, задать себѣ по совѣсти вопросъ, что̀ такое іезуиты?—то вотъ, думаемъ мы, каковъ будетъ отвѣтъ: іезуиты—это люди, исполненные пламенной, неутомимой, нерѣдко геройской ревности къ дѣлу христіанства и которые однако повинны въ великомъ преступленіи передъ тѣмъ же хри-
отвращение к этому учреждению. Такое расположение духа значительной части католического мира создает, быть может, одно из самых потрясающих и трагических положений, в какие только может быть поставлена человеческая душа. В самом деле, невозможно вообразить себе более глубокой трагедии, чем та борьба, которая должна происходить в сердце человека, когда, поставленный между чувством религиозного благоговения (чувством, превосходящим сыновнюю любовь) с одной стороны и отвратительной очевидностью с другой, он усиливается замять, заглушить свидетельство собственной совести, лишь бы не признаться самому себе, что между предметом его поклонения и предметом отвращения существует тесная и бесспорная связь. Между тем таково именно положение всех тех верных католиков, которые, ослепленные своею враждою к иезуитам, стараются скрыть от себя то, что́ ясно до очевидности — именно глубокое, тесное сродство, связывающее этот орден, его стремления, его учение, его судьбы со стремлениями, учением и судьбами римской церкви, от которой его невозможно отделить, не причинив тем существенного повреждения и увечья. Ибо, если отрешиться от всех предубеждений партии, вероисповедания и даже народности; если проникнуться самым полным беспристрастием и христианским милосердием и перед лицом истории и действительности, допросив их обеих, задать себе по совести вопрос, что́ такое иезуиты? — то вот, думаем мы, каков будет ответ: иезуиты — это люди, исполненные пламенной, неутомимой, нередко геройской ревности к делу христианства и которые однако повинны в великом преступлении перед тем же хри-
