серьезно утверждать, что революція для созданнаго ею и воплощающаго ее государства приметъ такое не только унизительное, но невозможное условіе? На самомъ дѣлѣ, она и не думаетъ его принимать; напротивъ, какъ извѣстно, некомпетентность современнаго законодательства въ дѣлахъ вѣры для нея вытекаетъ лишь изъ убѣжденія, что такъ называемая религіозная мораль, то-есть мораль, не имѣющая никакого сверхъестественнаго утвержденія, достаточна для человѣческаго общества. Вѣрно ли это положеніе, или нѣтъ—но оно несомнѣнно представляетъ цѣлое ученіе, которое для всякаго добросовѣстнаго человѣка равносильно безусловному отрицанію христіанской истины.
И въ самомъ дѣлѣ, мы видимъ, что, несмотря на эту глаголемую некомпетентность и конституціонный нейтралитетъ новѣйшаго государства въ дѣлахъ вѣры,—вездѣ, гдѣ это государство водворилось, оно не замедлило потребовать для себя и проявить на дѣлѣ по отношенію къ церкви ту же власть и тѣ же права, какія принадлежали прежнимъ правительствамъ. Для примѣра укажемъ на Францію, на эту страну логики по преимуществу. Конечно, законъ заявляетъ тамъ, что государство, какъ таковое, не имѣетъ религіи; однакоже само государство, въ своихъ отношеніяхъ къ католической церкви, настойчиво продолжаетъ считать себя совершенно законнымъ наслѣдникомъ христіаннѣйшаго короля.
Возстановимъ же истину: новѣйшее государство потому лишь изгоняетъ государственныя религіи, что у него есть своя; и эта его религія есть революція.
Возвращаясь теперь къ римскому вопросу, легко понять невозможность того положенія, въ которое хотятъ по-
серьезно утверждать, что революция для созданного ею и воплощающего её государства примет такое не только унизительное, но невозможное условие? На самом деле, она и не думает его принимать; напротив, как известно, некомпетентность современного законодательства в делах веры для неё вытекает лишь из убеждения, что так называемая религиозная мораль, то есть мораль, не имеющая никакого сверхъестественного утверждения, достаточна для человеческого общества. Верно ли это положение, или нет — но оно несомненно представляет целое учение, которое для всякого добросовестного человека равносильно безусловному отрицанию христианской истины.
И в самом деле, мы видим, что, несмотря на эту глаголемую некомпетентность и конституционный нейтралитет новейшего государства в делах веры, — везде, где это государство водворилось, оно не замедлило потребовать для себя и проявить на деле по отношению к церкви ту же власть и те же права, какие принадлежали прежним правительствам. Для примера укажем на Францию, на эту страну логики по преимуществу. Конечно, закон заявляет там, что государство, как таковое, не имеет религии; однако же само государство, в своих отношениях к католической церкви, настойчиво продолжает считать себя совершенно законным наследником христианнейшего короля.
Восстановим же истину: новейшее государство потому лишь изгоняет государственные религии, что у него есть своя; и эта его религия есть революция.
Возвращаясь теперь к римскому вопросу, легко понять невозможность того положения, в которое хотят по-
