какъ и онъ, лицомъ къ лицу съ невозможностью? Мы не беремся отвѣчать отрицательно—и вотъ здѣсь-то и выступаетъ, словно солнце, та логика Промысла, которая, какъ внутренній законъ, управляетъ событіями міра. Скоро исполнится восемь вѣковъ съ того дня, какъ Римъ разорвалъ послѣднее звено, связывавшее его съ православнымъ преданіемъ Вселенской церкви. Создавая себѣ въ тотъ день свою отдѣльную судьбу, онъ на многіе вѣка рѣшилъ судьбу Запада.
Догматическія различія, отдѣляющія Римъ отъ православной церкви, извѣстны всѣмъ. Съ точки зрѣнія человѣческаго разума различія эти, вполнѣ обусловливая раздѣленіе, не объясняютъ въ достаточной мѣрѣ той пропасти, которая образовалась—не между двумя церквами, ибо церковь одна—а между двумя мірами, такъ сказать, между двумя человѣчествами, которыя послѣдовали за этими двумя разными знаменами. Различія эти не объясняютъ въ достаточной мѣрѣ, почему то, что̀ тогда совратилось съ пути, должно было необходимо дойти до той точки, которой оно достигаетъ на нашихъ глазахъ.
Спаситель сказалъ: «Царство Мое не отъ міра сего». И вотъ нужно понять, какимъ образомъ Римъ, отдѣлившись отъ единства, счелъ, что онъ имѣетъ право въ интересѣ, который онъ отожествилъ съ интересомъ самаго христіанства, устроить это Царство Христово, какъ царство міра сего. Мы знаемъ, какъ трудно, въ кругу понятій Запада, придать этому слову его законное значеніе: его всегда будутъ склонны толковать не въ православномъ, а въ протестантскомъ смыслѣ; а между этими двумя смыслами то разстояніе, которое отдѣляетъ божественное отъ человѣческаго. Но надо признать, что, будучи
как и он, лицом к лицу с невозможностью? Мы не беремся отвечать отрицательно — и вот здесь-то и выступает, словно солнце, та логика Промысла, которая, как внутренний закон, управляет событиями мира. Скоро исполнится восемь веков с того дня, как Рим разорвал последнее звено, связывавшее его с православным преданием Вселенской церкви. Создавая себе в тот день свою отдельную судьбу, он на многие века решил судьбу Запада.
Догматические различия, отделяющие Рим от православной церкви, известны всем. С точки зрения человеческого разума различия эти, вполне обусловливая разделение, не объясняют в достаточной мере той пропасти, которая образовалась — не между двумя церквами, ибо церковь одна — а между двумя мирами, так сказать, между двумя человечествами, которые последовали за этими двумя разными знаменами. Различия эти не объясняют в достаточной мере, почему то, что́ тогда совратилось с пути, должно было необходимо дойти до той точки, которой оно достигает на наших глазах.
Спаситель сказал: «Царство Мое не от мира сего». И вот нужно понять, каким образом Рим, отделившись от единства, счел, что он имеет право в интересе, который он отожествил с интересом самого христианства, устроить это Царство Христово, как царство мира сего. Мы знаем, как трудно, в кругу понятий Запада, придать этому слову его законное значение: его всегда будут склонны толковать не в православном, а в протестантском смысле; а между этими двумя смыслами то расстояние, которое отделяет божественное от человеческого. Но надо признать, что, будучи
