рому заблужденію мысли относительно свойства и предѣловъ вопроса въ той его постановкѣ, въ какой онъ теперь является предъ нами,—это, во-первыхъ, мнимое сходство между тѣмъ, что̀ на нашихъ глазахъ совершилось въ Римѣ, и нѣкоторыми изъ прежнихъ, революціонныхъ эпизодовъ его исторіи; во-вторыхъ—весьма дѣйствительная связь, которою современное римское движеніе примыкаетъ къ общему движенію революціи европейской. Всѣ эти побочныя обстоятельства, на первый взглядъ, повидимому, объясняющія римскій вопросъ, съ сущности только заслоняютъ отъ насъ его глубину. Нѣтъ, не таковъ этотъ вопросъ, какъ другіе: не только ко всему, что есть на Западѣ, прикосновененъ онъ, но можно сказать, онъ даже переступаетъ его предѣлы.
Едва ли кто рѣшится обозвать клеветою или парадоксомъ такое утвержденіе, что въ настоящее время все, что̀ еще осталось на Западѣ отъ положительнаго христіанства, связано скрытымъ или же болѣе или менѣе признаннымъ сродствомъ съ римскимъ католицизмомъ, для котораго папство, какъ оно вѣками сложилось, то же, что камень, замыкающій сводъ,—необходимое условіе бытія. Протестантство, съ его многочисленными развѣтвленіями, котораго едва хватило на три вѣка, умираетъ отъ истощенія во всѣхъ странахъ, гдѣ оно до сихъ поръ господствовало, за исключеніемъ одной развѣ Англіи; да и тамъ, если оно и проявляетъ еще нѣкоторые задатки жизни, задатки эти стремятся къ возсоединенію съ Римомъ. Что касается разныхъ религіозныхъ доктринъ, возникающихъ внѣ всякаго общенія съ тѣмъ или другимъ изъ этихъ двухъ исповѣданій, то онѣ, очевидно, не болѣе, какъ личныя мнѣнія. Однимъ словомъ, папство—вотъ
рому заблуждению мысли относительно свойства и пределов вопроса в той его постановке, в какой он теперь является пред нами, — это, во-первых, мнимое сходство между тем, что́ на наших глазах совершилось в Риме, и некоторыми из прежних, революционных эпизодов его истории; во-вторых — весьма действительная связь, которою современное римское движение примыкает к общему движению революции европейской. Все эти побочные обстоятельства, на первый взгляд, по-видимому, объясняющие римский вопрос, с сущности только заслоняют от нас его глубину. Нет, не таков этот вопрос, как другие: не только ко всему, что есть на Западе, прикосновенен он, но можно сказать, он даже переступает его пределы.
Едва ли кто решится обозвать клеветою или парадоксом такое утверждение, что в настоящее время всё, что́ еще осталось на Западе от положительного христианства, связано скрытым или же более или менее признанным сродством с римским католицизмом, для которого папство, как оно веками сложилось, то же, что камень, замыкающий свод, — необходимое условие бытия. Протестантство, с его многочисленными разветвлениями, которого едва хватило на три века, умирает от истощения во всех странах, где оно до сих пор господствовало, за исключением одной разве Англии; да и там, если оно и проявляет еще некоторые задатки жизни, задатки эти стремятся к воссоединению с Римом. Что касается разных религиозных доктрин, возникающих вне всякого общения с тем или другим из этих двух исповеданий, то они, очевидно, не более, как личные мнения. Одним словом, папство — вот
