стихотвореніи «Какъ океанъ объемлетъ шаръ земной» сны названы особой «стихіей», неодолимо влекущей къ себѣ человѣка. Въ замѣчательномъ стихотвореніи «Сонъ на морѣ» Тютчевъ рисуетъ новый міръ, открывающійся въ сновидѣніяхъ: сады, лабиринты, чертоги, столпы, невѣдомыя лица, волшебныя твари, таинственныя птицы… Въ посланіи «Е. Н. Анненковой» Тютчевъ прямо прославляетъ міръ фантазіи, въ которомъ «другую видимъ мы природу», говоря:
Все лучше тамъ, свѣтлѣе, шире,
Такъ отъ земного далеко,
Такъ розно съ тѣмъ, что̀ въ нашемъ мірѣ…
Наконецъ въ стихахъ о «Безуміи» есть темное влеченіе къ этому состоянію души, которое хотя и названо «жалкимъ», но при которомъ все же возможно «мнить», что слышишь, угадываешь тайную жизнь природы…
Изъ сознанія непостижимости міра вытекаетъ другое—невозможности выразить свою душу, разсказать свои мысли другому.
Какъ сердцу высказать себя?
Другому какъ понять тебя?
Пойметъ ли онъ, чѣмъ ты живешь?
Какъ безсильна человѣческая мысль, такъ безсильно и человѣческое слово. Передъ прелестью природы Тютчевъ живо ощущалъ это безсиліе и сравнивалъ свою мысль съ «подстрѣленной птицей». Неудивительно поэтому, что въ одномъ изъ самыхъ своихъ задушевныхъ стихотвореній онъ оставилъ намъ такіе суровые совѣты:
Молчи, скрывайся и таи
И думы и мечты свои.
Лишь жить въ самомъ себѣ умѣй…
Въ полномъ согласіи съ этимъ своимъ ученіемъ, Тютчевъ говорилъ о себѣ:
Душа моя, элизіумъ тѣней!
Что̀ общаго межъ жизнью и тобою?
Это—второй полюсъ міросозерцанія Тютчева. Отправляясь отъ принятія всѣхъ проявленій жизни, отъ восторженнаго «пристрастія» къ матери-землѣ, Тютчевъ кончаетъ какъ бы полнымъ отрицаніемъ жизни. Прекрасенъ міръ, но истинная сущность его красоты недоступна человѣку, который лишь
стихотворении «Как океан объемлет шар земной» сны названы особой «стихией», неодолимо влекущей к себе человека. В замечательном стихотворении «Сон на море» Тютчев рисует новый мир, открывающийся в сновидениях: сады, лабиринты, чертоги, столпы, неведомые лица, волшебные твари, таинственные птицы… В послании «Е. Н. Анненковой» Тютчев прямо прославляет мир фантазии, в котором «другую видим мы природу», говоря:
Всё лучше там, светлее, шире,
Так от земного далеко,
Так розно с тем, что́ в нашем мире…
Наконец в стихах о «Безумии» есть темное влечение к этому состоянию души, которое хотя и названо «жалким», но при котором всё же возможно «мнить», что слышишь, угадываешь тайную жизнь природы…
Из сознания непостижимости мира вытекает другое — невозможности выразить свою душу, рассказать свои мысли другому.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Как бессильна человеческая мысль, так бессильно и человеческое слово. Перед прелестью природы Тютчев живо ощущал это бессилие и сравнивал свою мысль с «подстреленной птицей». Неудивительно поэтому, что в одном из самых своих задушевных стихотворений он оставил нам такие суровые советы:
Молчи, скрывайся и таи
И думы и мечты свои.
Лишь жить в самом себе умей…
В полном согласии с этим своим учением, Тютчев говорил о себе:
Душа моя, элизиум теней!
Что́ общего меж жизнью и тобою?
Это — второй полюс миросозерцания Тютчева. Отправляясь от принятия всех проявлений жизни, от восторженного «пристрастия» к матери-земле, Тютчев кончает как бы полным отрицанием жизни. Прекрасен мир, но истинная сущность его красоты недоступна человеку, который лишь
