чему высоты, на которыхъ «смертной жизни мѣста нѣтъ» и гдѣ «слышна лишь жизнь природы», считаетъ онъ странами болѣе «чистыми», нежели нашъ міръ,—странами, гдѣ витаютъ «ангелы» («Надъ виноградными холмами», «Хоть я и свилъ гнѣздо въ долинѣ»). Вотъ почему также странникъ, который отдался міру природы, становится лицомъ священнымъ, «гостемъ благихъ боговъ».
Напротивъ, въ жизни человѣческой все кажется Тютчеву ничтожествомъ, безсиліемъ, рабствомъ. Для него человѣкъ передъ природой—это «сирота бездомный», «немощный» и «голый». Только съ горькой насмѣшкой называетъ Тютчевъ человѣка «царемъ земли» («Съ поляны коршунъ поднялся»). Скорѣе онъ склоненъ видѣть въ человѣкѣ случайное порожденіе природы, ничѣмъ не отличающееся отъ существъ, сознаніемъ не одаренныхъ. «Мыслящій тростникъ»—вотъ какъ опредѣляетъ человѣка Тютчевъ въ одномъ стихотвореніи. Въ другомъ, какъ бы развивая эту мысль, онъ спрашиваетъ: «Что̀ жъ негодуетъ человѣкъ, сей злакъ земной?» О природѣ, въ ея цѣломъ, Тютчевъ говоритъ опредѣленно: «въ ней есть свобода», въ человѣческой жизни видитъ онъ лишь «призрачную свободу». Въ веснѣ, въ горныхъ вершинахъ, въ лучахъ звѣздъ Тютчевъ видѣлъ божества, напротивъ, о человѣкѣ говоритъ онъ:
…не дано ничтожной пыли
Дышать божественнымъ огнемъ.
Но человѣкъ не только—ничтожная капля въ океанѣ жизни природы, онъ еще въ ней начало дисгармонирующее. Человѣкъ стремится утвердить свою обособленность, свою отдѣльность отъ общей міровой жизни, и этимъ вноситъ въ нее разладъ. Сказавъ о той пѣвучести, какая «есть въ морскихъ волнахъ», о «стройномъ мусикійскомъ шорохѣ», струящемся въ камышахъ, о «полномъ созвучіи» во всей природѣ, Тютчевъ продолжаетъ:
Лишь въ нашей призрачной свободѣ
Разладъ мы съ нею сознаёмъ…
Въ другомъ, не менѣе характерномъ, стихотвореніи Тютчевъ изображаетъ старую «Итальянскую виллу», покинутую много вѣковъ назадъ и слившуюся вполнѣ съ жизнью природы. Она кажется ему «блаженной тѣнью, тѣнью елисей-
чему высоты, на которых «смертной жизни места нет» и где «слышна лишь жизнь природы», считает он странами более «чистыми», нежели наш мир, — странами, где витают «ангелы» («Над виноградными холмами», «Хоть я и свил гнездо в долине»). Вот почему также странник, который отдался миру природы, становится лицом священным, «гостем благих богов».
Напротив, в жизни человеческой всё кажется Тютчеву ничтожеством, бессилием, рабством. Для него человек перед природой — это «сирота бездомный», «немощный» и «голый». Только с горькой насмешкой называет Тютчев человека «царем земли» («С поляны коршун поднялся»). Скорее он склонен видеть в человеке случайное порождение природы, ничем не отличающееся от существ, сознанием не одаренных. «Мыслящий тростник» — вот как определяет человека Тютчев в одном стихотворении. В другом, как бы развивая эту мысль, он спрашивает: «Что́ ж негодует человек, сей злак земной?» О природе, в её целом, Тютчев говорит определенно: «в ней есть свобода», в человеческой жизни видит он лишь «призрачную свободу». В весне, в горных вершинах, в лучах звезд Тютчев видел божества, напротив, о человеке говорит он:
…не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем.
Но человек не только — ничтожная капля в океане жизни природы, он еще в ней начало дисгармонирующее. Человек стремится утвердить свою обособленность, свою отдельность от общей мировой жизни, и этим вносит в нее разлад. Сказав о той певучести, какая «есть в морских волнах», о «стройном мусикийском шорохе», струящемся в камышах, о «полном созвучии» во всей природе, Тютчев продолжает:
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаём…
В другом, не менее характерном, стихотворении Тютчев изображает старую «Итальянскую виллу», покинутую много веков назад и слившуюся вполне с жизнью природы. Она кажется ему «блаженной тенью, тенью елисей-
