исчерпываются эти взгляды Тютчева увѣренностью, что Россіи предстоитъ собрать воедино «славянъ родныя поколѣнья» и образовать великое православное государство, спаянное единой вѣрой и «любовью». Исполненіе этого ожиданія связано съ темнымъ «пророчествомъ» о томъ, что столицей славянскаго міра должна стать «возобновленная Византія», а ея святыней—христіанскій алтарь, вновь поставленный въ святой Софіи.
Пади предъ нимъ, о, царь Россіи,
И встань, какъ всеславянскій царь!—
Иногда у Тютчева мысль просто изложена въ стихотворной формѣ, и это, безспорно, самыя слабыя изъ его созданій («Тогда лишь въ полномъ торжествѣ», «Ватиканская годовщина», «Хотя бъ она сошла съ лица земного», «Славянамъ»). Чаще у Тютчева мысль облекается въ образъ, становится символомъ («Смотри, какъ западъ загорѣлся», «Море и утесъ», «Разсвѣтъ», «Ужасный сонъ отяготѣлъ надъ нами»). Нѣкоторыя изъ такихъ стихотвореній говорятъ даже больше, чѣмъ хотѣлъ сказать самъ поэтъ. Такъ, напримѣръ, въ о̀бразахъ «моря» и «утеса» Тютчевъ думалъ представить безсиліе революціонныхъ силъ передъ мощью русскаго міра. Но мы въ правѣ подставить подъ это стихотвореніе иное, болѣе широкое содержаніе, и стихи не утратятъ для насъ своего очарованія.
Отдѣльно стоятъ стихотворныя раздумія Тютчева, не связанныя съ какими-либо политическими событіями. Это, по большей части, размышленія по поводу вѣковѣчныхъ загадокъ міра и человѣческой жизни («Черезъ Ливонскія я проѣзжалъ поля», «Близнецы», «Два голоса», «Двѣ силы есть, двѣ роковыя силы», «Природа—сфинксъ», «По дорогѣ во Вщижъ»). Ихъ строфы, двустишія и отдѣльные стихи образуютъ блестящіе афоризмы, давно вошедшіе въ обиходъ русской рѣчи. Кто, напримѣръ, не знаетъ такихъ выраженій, какъ: «Мысль изреченная есть ложь», «Въ Россію можно только вѣрить», «День пережитъ, и слава Богу», любовь—«поединокъ роковой», природа «о дняхъ былыхъ молчитъ» и т. д. Такіе же афоризмы порой вкраплены у Тютчева и въ тѣ стихи, въ которыхъ въ цѣломъ надъ мыслью преобладаетъ чувство.
Есть у Тютчева и два-три стихотворенія, которыя—какъ это
исчерпываются эти взгляды Тютчева уверенностью, что России предстоит собрать воедино «славян родные поколенья» и образовать великое православное государство, спаянное единой верой и «любовью». Исполнение этого ожидания связано с темным «пророчеством» о том, что столицей славянского мира должна стать «возобновленная Византия», а её святыней — христианский алтарь, вновь поставленный в святой Софии.
Пади пред ним, о, царь России,
И встань, как всеславянский царь! —
Иногда у Тютчева мысль просто изложена в стихотворной форме, и это, бесспорно, самые слабые из его созданий («Тогда лишь в полном торжестве», «Ватиканская годовщина», «Хотя б она сошла с лица земного», «Славянам»). Чаще у Тютчева мысль облекается в образ, становится символом («Смотри, как запад загорелся», «Море и утес», «Рассвет», «Ужасный сон отяготел над нами»). Некоторые из таких стихотворений говорят даже больше, чем хотел сказать сам поэт. Так, например, в о́бразах «моря» и «утеса» Тютчев думал представить бессилие революционных сил перед мощью русского мира. Но мы вправе подставить под это стихотворение иное, более широкое содержание, и стихи не утратят для нас своего очарования.
Отдельно стоят стихотворные раздумия Тютчева, не связанные с какими-либо политическими событиями. Это, по большей части, размышления по поводу вековечных загадок мира и человеческой жизни («Через Ливонские я проезжал поля», «Близнецы», «Два голоса», «Две силы есть, две роковые силы», «Природа — сфинкс», «По дороге во Вщиж»). Их строфы, двустишия и отдельные стихи образуют блестящие афоризмы, давно вошедшие в обиход русской речи. Кто, например, не знает таких выражений, как: «Мысль изреченная есть ложь», «В Россию можно только верить», «День пережит, и слава Богу», любовь — «поединок роковой», природа «о днях былых молчит» и т. д. Такие же афоризмы порой вкраплены у Тютчева и в те стихи, в которых в целом над мыслью преобладает чувство.
Есть у Тютчева и два-три стихотворения, которые — как это
