годами все раздвигалъ предѣлы своихъ знакомствъ и отношеній, въ постоянной жаждѣ участвовать въ обмѣнѣ мыслей и сужденій. Старѣя, онъ не только не отказывался отъ постоянныхъ посѣщеній всевозможныхъ вечеровъ, обществъ, собраній, но, напротивъ, пристрастился къ нимъ гораздо болѣе. Рѣшительно каждый день появлялся онъ или въ великосвѣтскомъ салонѣ, или въ гостиной писателя, или въ кружкѣ молодежи, не стѣсняясь разностью воззрѣній, всегда готовый отстаивать свои убѣжденія въ свободномъ, рыцарски-благородномъ спорѣ.
«То не былъ маститый, величавый, почтенный старецъ,—говоритъ о послѣднихъ годахъ жизни Тютчева И. С. Аксаковъ:—такихъ эпитетовъ не рѣшился бы приложить къ нему ни одинъ изъ самыхъ рьяныхъ его хвалителей, инстинктивно чувствуя, какъ неумѣстны они въ отношеніи къ Тютчеву… Въ разговорахъ съ этимъ сѣдовласымъ или почти безвласымъ, нерѣдко хворымъ, чуть не 70-лѣтнимъ старикомъ, почти всегда зябнувшимъ и согрѣвавшимъ спину пледомъ, не помнилось объ его лѣтахъ. Выдающеюся, преобладающею стихіей въ Тютчевѣ была мысль,—а мысль, по самому существу своему, не то что вѣчно юна, но вѣчно зрѣла или, точнѣе сказать, не вѣдаетъ возраста… Всякое самодовольство было противно его природѣ, онъ не только не зналъ пресыщенія, но сытости никогда не давала ему никакая умственная трапеза. Это былъ пламень, мгновенно пожиравшій всякое, встрѣчавшееся ему и имъ самимъ творимое, явленіе мысли, и непрерывно вновь самъ изъ себя возгоравшій».
Другой современникъ, старый другъ Тютчева, М. П. Погодинъ, оставилъ намъ его живое изображеніе въ свѣтскомъ собраніи: «Низенкій, худенькій старичокъ, съ длинными, отставшими отъ висковъ посѣдѣлыми волосами, которые никогда не приглаживались, одѣтый небрежно, ни на одну пуговицу не застегнутый какъ надо, вотъ онъ входитъ въ ярко освѣщенную залу. Музыка гремитъ, балъ кружится въ полномъ разгарѣ… Старичокъ пробирается нетвердою поступью вдоль стѣны, держа шляпу, которая сейчасъ, кажется, упадетъ изъ его рукъ. Изъ угла прищуренными глазами окидываетъ все собраніе… Къ нему подходитъ кто-то и заводитъ разговоръ… слово за слово, его что-то задѣло, онъ оживился, и потекла потокомъ рѣчь увлекательная, блистательная, настоящая импро-
годами всё раздвигал пределы своих знакомств и отношений, в постоянной жажде участвовать в обмене мыслей и суждений. Старея, он не только не отказывался от постоянных посещений всевозможных вечеров, обществ, собраний, но, напротив, пристрастился к ним гораздо более. Решительно каждый день появлялся он или в великосветском салоне, или в гостиной писателя, или в кружке молодежи, не стесняясь разностью воззрений, всегда готовый отстаивать свои убеждения в свободном, рыцарски-благородном споре.
«То не был маститый, величавый, почтенный старец, — говорит о последних годах жизни Тютчева И. С. Аксаков: — таких эпитетов не решился бы приложить к нему ни один из самых рьяных его хвалителей, инстинктивно чувствуя, как неуместны они в отношении к Тютчеву… В разговорах с этим седовласым или почти безвласым, нередко хворым, чуть не 70-летним стариком, почти всегда зябнувшим и согревавшим спину пледом, не помнилось о его летах. Выдающеюся, преобладающею стихией в Тютчеве была мысль, — а мысль, по самому существу своему, не то что вечно юна, но вечно зрела или, точнее сказать, не ведает возраста… Всякое самодовольство было противно его природе, он не только не знал пресыщения, но сытости никогда не давала ему никакая умственная трапеза. Это был пламень, мгновенно пожиравший всякое, встречавшееся ему и им самим творимое, явление мысли, и непрерывно вновь сам из себя возгоравший».
Другой современник, старый друг Тютчева, М. П. Погодин, оставил нам его живое изображение в светском собрании: «Низенкий, худенький старичок, с длинными, отставшими от висков поседелыми волосами, которые никогда не приглаживались, одетый небрежно, ни на одну пуговицу не застегнутый как надо, вот он входит в ярко освещенную залу. Музыка гремит, бал кружится в полном разгаре… Старичок пробирается нетвердою поступью вдоль стены, держа шляпу, которая сейчас, кажется, упадет из его рук. Из угла прищуренными глазами окидывает всё собрание… К нему подходит кто-то и заводит разговор… слово за слово, его что-то задело, он оживился, и потекла потоком речь увлекательная, блистательная, настоящая импро-
