залповъ подъ рядъ онъ выдерживаетъ, не отвѣчая тѣмъ-же и допускаетъ сожженіе перваго моста, не сдѣлавъ ни одного выстрѣла[1]. Онъ рѣшается наконецъ стрѣлять только въ послѣдней крайности, при защитѣ второго моста, и то извѣстивъ предварительно нападающихъ, что онъ открываетъ огонь. Однимъ словомъ, долготерпѣніе его и кротость безпредѣльны, вполнѣ соотвѣтствующія гуманитарности того вѣка. Народъ же совсѣмъ обезумѣлъ отъ всего происходящаго, отъ запаха пороха и отъ шума выстрѣловъ; онъ только и знаетъ, что отбиваться камнями; его средства спасенія вполнѣ соотвѣтствуютъ его тактикѣ. Какой-то пивоваръ думаетъ сжечь эту каменную глыбу (Бастилію), поливая ее лавандовымъ и гвоздичнымъ масломъ, смѣшаннымъ съ фосфоромъ. Нѣкій молодой плотникъ, питающій слабость къ археологіи, предлагаетъ построить катапультъ древній—стрѣлометъ. Кто-то кричитъ, что захватили губернаторскую дочь и намѣреваются сжечь ее, чтобы заставить отца сдаться. Другіе поджигаютъ переднее строеніе зданія, набитое соломою, и тѣмъ загораживаютъ проходъ. „Бастилія была взята не приступомъ—говорилъ одинъ изъ сражавшихся,—она сдалась еще до атаки, заручившись обѣщаніемъ, что никому не будетъ сдѣлано никакого зла. У гарнизона, обладавшаго всѣми средствами защиты, просто не хватало мужества стрѣлять по живымъ тѣламъ; съ другой стороны, онъ былъ сильно напуганъ видомъ этой огромной толпы. Осаждающихъ было всего восемьсотъ-девятьсотъ человѣкъ; это были разные рабочіе и лавочники изъ ближайшихъ мѣстъ, портные, каретники, суровщики, виноторговцы, смѣшавшіеся съ національною гвардіею; но площадь Бастиліи и всѣ прилегающія улицы были переполнены любопытными, которые сбѣжались смотрѣть на зрѣлище. Среди нихъ— говоритъ одинъ очевидецъ[2]—масса нарядныхъ женщинъ съ веселыми, оживленными лицами, „оставившія свои экипажи въ нѣкоторомъ разстояніи“. Съ высоты парапетовъ стадвадцати человѣкамъ крѣпостного гарнизона казалось, что на нихъ идетъ весь Парижъ. Они сами спустили подъемные мосты, по которымъ вступилъ непріятель. Всѣ окончательно потеряли голову, какъ осажденные, такъ и наступающіе, эти послѣдніе еще болѣе, потому что побѣда опъянила ихъ.
Едва вступивъ въ крѣпость, они пошли все разрушать, и послѣдніе ряды стрѣляли въ первые на угадъ: „каждый стрѣлялъ, не обращая вниманія куда и въ кого попадали заряды“. Неожи-
- ↑ Дюсо. Всѣхъ изувѣченныхъ, раненныхъ, убитыхъ и оставшихся въ живыхъ изъ числа принимавшихъ участіе въ сраженіи—825.—Мармонтель, IV. «Въ число побѣдителей Бастиліи, которыхъ насчитываютъ 800, попали люди которые даже не приближались къ площади.
- ↑ Неизданныя Воспоминанія Канцлера Паскье, очевидца событія. Онъ стоялъ прижавшись къ рѣшеткѣ сада Бомарше и смотрѣлъ на происходившее, держа подъ руку актрису Конта, вышедшую изъ кареты на площади Рояль. — Маратъ, Другъ народа. ,Когда но неслыханному совпаденію обстоятельствъ, плохо защищенныя стѣны Бастиліи сдались подъ напоромъ горсти солдатъ и толпы всякаго сброда, многіе иностранцы, провинціалы и нѣкоторые парижане сбѣжались къ крѣпости, руководимые исключительно однимъ любопытствомъ“.
залпов подряд он выдерживает, не отвечая тем же и допускает сожжение первого моста, не сделав ни одного выстрела[1]. Он решается наконец стрелять только в последней крайности, при защите второго моста, и то известив предварительно нападающих, что он открывает огонь. Одним словом, долготерпение его и кротость беспредельны, вполне соответствующие гуманитарности того века. Народ же совсем обезумел от всего происходящего, от запаха пороха и от шума выстрелов; он только и знает, что отбиваться камнями; его средства спасения вполне соответствуют его тактике. Какой-то пивовар думает сжечь эту каменную глыбу (Бастилию), поливая ее лавандовым и гвоздичным маслом, смешанным с фосфором. Некий молодой плотник, питающий слабость к археологии, предлагает построить катапульт древний—стреломет. Кто-то кричит, что захватили губернаторскую дочь и намереваются сжечь ее, чтобы заставить отца сдаться. Другие поджигают переднее строение здания, набитое соломою, и тем загораживают проход. „Бастилия была взята не приступом — говорил один из сражавшихся, — она сдалась еще до атаки, заручившись обещанием, что никому не будет сделано никакого зла. У гарнизона, обладавшего всеми средствами защиты, просто не хватало мужества стрелять по живым телам; с другой стороны, он был сильно напуган видом этой огромной толпы. Осаждающих было всего восемьсот-девятьсот человек; это были разные рабочие и лавочники из ближайших мест, портные, каретники, суровщики, виноторговцы, смешавшиеся с национальною гвардиею; но площадь Бастилии и все прилегающие улицы были переполнены любопытными, которые сбежались смотреть на зрелище. Среди них— говорит один очевидец[2]—масса нарядных женщин с веселыми, оживленными лицами, „оставившие свои экипажи в некотором расстоянии“. С высоты парапетов ста двадцати человекам крепостного гарнизона казалось, что на них идет весь Париж. Они сами спустили подъемные мосты, по которым вступил неприятель. Все окончательно потеряли голову, как осажденные, так и наступающие, эти последние еще более, потому что победа опьянила их.
Едва вступив в крепость, они пошли все разрушать, и последние ряды стреляли в первые наугад: „каждый стрелял, не обращая внимания куда и в кого попадали заряды“. Неожи-
- ↑ Дюсо. Всех изувеченных, раненных, убитых и оставшихся в живых из числа принимавших участие в сражении — 825. — Мармонтель, IV. «В число победителей Бастилии, которых насчитывают 800, попали люди которые даже не приближались к площади.
- ↑ Неизданные Воспоминания Канцлера Паскье, очевидца события. Он стоял прижавшись к решетке сада Бомарше и смотрел на происходившее, держа под руку актрису Конта, вышедшую из кареты на площади Рояль. — Марат, Друг народа. ,Когда но неслыханному совпадению обстоятельств, плохо защищенные стены Бастилии сдались под напором горсти солдат и толпы всякого сброда, многие иностранцы, провинциалы и некоторые парижане сбежались к крепости, руководимые исключительно одним любопытством“.
