ловатъся, что услужилъ недостойному. Подошедшій палачъ завязалъ ему глаза и, выдернувъ свой мечъ, сказалъ царю: „Дозволь!“ Мудрецъ заплакалъ и снова проговорилъ:
— Пощади меня, и Господь пощадитъ тебя! Не губи меня, и Господь не погубитъ тебя! Неужели ты хочешь вознаградить меня, какъ хотѣлъ вознаградить крокодилъ 5)?
— Что это за исторія крокодила?
— Могу ли я разсказывать, находясь въ такомъ положеніи,— отвѣчалъ мудрецъ. — Но умоляю тебя именемъ Аллаха пощадить меня, чтобы Господь пощадилъ тебя.
Онъ такъ горько плакалъ, что одинъ изъ сановниковъ всталъ и сказалъ:
— О, царь, отдай мнѣ кровь этого мудреца, потому что мы не видали, чтобъ онъ сдѣлалъ тебѣ какое-нибудь зло, и видѣли только, что онъ вылѣчилъ тебя отъ болѣзни, поставивши втупикъ другихъ врачей и мудрецовъ.
— Вы не знаете причины, почему мнѣ хочется убить этого мудреца, — сказалъ царь. — Вѣдь если я позволю ему жить, то погибну самъ; если онъ вылѣчилъ меня отъ страшной болѣзни, давъ подержать вещь, то можетъ убить меня какимъ-нибудь запахомъ, и я боюсь, что онъ такъ и сдѣлаетъ и получитъ за это плату. Надо думать, что онъ шпіонъ, присланный сюда для того, чтобъ убить меня. Только убивъ его, я спасу себя.
— Пощади меня, — снова сказалъ мудрецъ, — чтобы Господь пощадилъ тебя, и не губи меня, чтобы Господь не погубилъ тебя.
Но тутъ, о, Шайтанъ, онъ ясно убѣдился, что царь казнитъ его, и что спасенія ему нѣтъ.
— О, царь, — сказалъ онъ. — Если смерть моя неизбѣжна, то дай мнѣ отсрочку для того, чтобъ я могъ вернуться домой и исполнить свои обязанности и распорядиться, чтобы родственники мои похоронили мое тѣло, и завѣщать мои медицинскія книги. Между моими книгами есть одна особенно цѣнная, которую я отдаю тебѣ для того, чтобы ты помѣстилъ ее къ себѣ въ библіотеку.
— Что это за книга? — спросилъ царь.
— Въ ней достоинства неисчислимыя, — отвѣчалъ онъ. — И, между прочимъ, я могу сказать тебѣ, что когда голова моя скатится, то ты можешь открыть эту книгу и, повернувъ-три страницы, прочесть три строчки на лѣвой сторонѣ, и голова моя съ тобой заговоритъ и отвѣтитъ тебѣ на вопросъ.
Царь былъ удивленъ до крайности и, задрожавъ отъ восторга, сказалъ ему:
— Какъ, мудрецъ, голова твоя заговоритъ уже послѣ того, какъ она будетъ отрублена?
