Услыхалъ это, Шайтанъ отвѣчалъ:
— Не проси за свою жизнь, потому что смерть твоя неизбѣжна.
Рыбакъ, между тѣмъ, въ душѣ разсуждалъ такъ: „Онъ — Шайтанъ, а я — человѣкъ, и Богъ одарилъ меня здравымъ разумомъ; и потому, чтобъ уничтожить его, мнѣ надо прибѣгнуть къ искусству и уму, а не прибѣгать, подобно ему, къ уловкамъ и коварству“.
— Такъ ты рѣшилъ убить меня? — сказалъ онъ, обращаясь къ Шайтану.
— Да, — отвѣчалъ онъ.
— Въ такомъ случаѣ, — продолжалъ рыбакъ, — ради величайшаго имени, вырѣзаннаго на печати Сулеймана, я предложу тебѣ одинъ вопросъ; отвѣтишь ли ты мнѣ на него по правдѣ?
Услыхавъ о величайшемъ имени, Шайтанъ смутился, затрепеталъ и отвѣчалъ:
— Отвѣчу, спрашивай, но торопись.
— Какимъ образомъ влѣзъ ты въ этотъ графинъ? — спросилъ рыбакъ. — Вѣдь въ него не взойдетъ ни рука ни нога твоя; какъ же вошло все тѣло?
— Развѣ ты не вѣришь, что я сидѣлъ въ немъ? — сказалъ Шайтанъ.
— Ни за что не повѣрю, пока самъ не увижу тебя тамъ, — отвѣчалъ рыбакъ.
Шайтанъ встряхнулся и обратился въ паръ, поднявшійся къ небесамъ и, начавъ сгущаться, сталъ мало-по-малу вбираться въ графинъ, пока не вобрался весь. Тутъ рыбакъ быстро закупорилъ графинъ свинцовой пробкой и, придавивъ ею, крикнулъ Шайтану:
— Выбирай, какого рода смертью хочешь ты умереть. Я брошу тебя тутъ въ море и на этомъ самомъ мѣстѣ выстрою себѣ домъ, чтобы не позволять тутъ закидывать сѣти, и буду говорить: „Здѣсь лежитъ Шайтанъ, который за избавленіе свое предлагаетъ различнаго рода смерти и позволяетъ выбрать одну изъ нихъ“.
Услыхавъ эти слова рыбака, Шайтанъ хотѣлъ высвободиться, но не могъ преодолѣть печати Сулеймана и сидѣлъ, заключенный рыбакомъ, какъ самый дурной, коварный и злой дьяволъ. Рыбакъ понесъ графинъ къ морю.
— Нѣтъ! Нѣтъ! — закричалъ Шайтанъ.
— Да, непремѣнно, непремѣнно!
Шайтанъ заговорилъ съ нимъ нѣжнымъ голосомъ и покойнымъ тономъ.
— Что ты хочешь дѣлать со мною, о, рыбакъ? — сказалъ онъ.
