занятіяхъ, ей едва ли оставалось довольно времени, чтобы предаваться романическимъ размышленіямъ. Вся ея жизнь была полна неутомимой практической дѣятельности и какъ всегда бываетъ у тѣхъ, которые много занимаются матеріальнымъ, такъ и она чаще заботилась о нуждахъ ея приближенныхъ, чѣмъ о томъ, что происходило въ ея душѣ и касалось лично ея. Болѣла ли у нея голова или перерѣзала ли она себѣ руки, Марія гораздо болѣе пеняла о вредѣ, причиненномъ черезъ это хозяйству, чѣмъ о собственномъ недугѣ. Она такъ умѣла владѣть собой, что еслибъ напримѣръ, случайно узнала о намѣреніи Георга Фоссъ жениться, то по наружности, при исполненіи ею своихъ обязанностей, невозможно было бы узнать, до какой степени она страдала, или еслибъ дошло до нея извѣстіе о его смерти, то повидимому, по крайней мѣрѣ, оплакивала бы его, какъ всякаго болѣе или менѣе равнодушнаго для нея человѣка. Такимъ образомъ, не встань только поперегъ ея дороги Адріянъ Урмандъ, никто никогда не узналъ бы всю глубину ея горя. Но тутъ, когда потребовали отъ нея сдѣлать тотъ важный шагъ, который долженъ былъ рѣшить ея судьбу, тогда для нея явилась необходимость заняться своимъ внутреннимъ міромъ и спросить себя, по силамъ ли ей будетъ нести свой крестъ.
Сначала конечно всѣ чувства Маріи возставали противъ этаго принужденіи, но потомъ чаще размышляя о томъ, какая она незначительная личность въ домѣ у дяди и видя, какъ онъ самъ такъ усиленно хлопоталъ о ея замужествѣ, она, мало по малу, убѣдила себя принять предлагаемую ей партію. «Такъ вѣрно будетъ лучше всего для меня», сказала себѣ по этому Марія. И дѣйствительно, если она могла въ Гронперѣ, у дяди, трудиться за свой хлѣбъ насущный, то почему жъ бы ей и не работать для ея мужа въ Базелѣ? Если еще что нибудь заставляло ее колебаться, то это была мысль, что въ этомъ бракѣ, помимо труда требовалось многое другое, отчего ея сердце невольно содрагалось, и убѣдившись, что ей не оставалось другаго исхода, она превозмогла и это чувство.
занятиях, ей едва ли оставалось довольно времени, чтобы предаваться романическим размышлениям. Вся её жизнь была полна неутомимой практической деятельности и как всегда бывает у тех, которые много занимаются материальным, так и она чаще заботилась о нуждах её приближенных, чем о том, что происходило в её душе и касалось лично её. Болела ли у неё голова или перерезала ли она себе руки, Мария гораздо более пеняла о вреде, причиненном через это хозяйству, чем о собственном недуге. Она так умела владеть собой, что если б например, случайно узнала о намерении Георга Фосс жениться, то по наружности, при исполнении ею своих обязанностей, невозможно было бы узнать, до какой степени она страдала, или если б дошло до неё известие о его смерти, то по-видимому, по крайней мере, оплакивала бы его, как всякого более или менее равнодушного для неё человека. Таким образом, не встань только поперек её дороги Адриян Урманд, никто никогда не узнал бы всю глубину её горя. Но тут, когда потребовали от неё сделать тот важный шаг, который должен был решить её судьбу, тогда для неё явилась необходимость заняться своим внутренним миром и спросить себя, по силам ли ей будет нести свой крест.
Сначала конечно все чувства Марии восставали против этого принуждении, но потом чаще размышляя о том, какая она незначительная личность в доме у дяди и видя, как он сам так усиленно хлопотал о её замужестве, она, мало-помалу, убедила себя принять предлагаемую ей партию. «Так верно будет лучше всего для меня», сказала себе по этому Мария. И действительно, если она могла в Гронпере, у дяди, трудиться за свой хлеб насущный, то почему ж бы ей и не работать для её мужа в Базеле? Если еще что-нибудь заставляло ее колебаться, то это была мысль, что в этом браке, помимо труда требовалось многое другое, отчего её сердце невольно содрагалось, и убедившись, что ей не оставалось другого исхода, она превозмогла и это чувство.
