Послѣ этого не упоминалось болѣе о свадьбѣ. Если дѣйствительно носился тотъ слухъ, о которомъ разсказывалъ Едмундъ, то по всей вѣроятности онъ былъ справедливъ! Почему же это было бы и не такъ! Георгъ сознавалъ, что еслибы Марія въ саломъ дѣлѣ задумала выходить за мужъ, то ни одна человѣческая душа изъ всего Гронпера не поспѣшила бы увѣдомить его объ этомъ. Но не клялась ли она ему, когда то въ вѣчной любви и вѣрности! Во все время своего пребыванія въ Кольмарѣ Георгъ крѣпко вѣрилъ въ клятву Маріи Бромаръ, хотя онъ и растился съ нею съ гнѣвомъ и досадою. Отецъ выгналъ его изъ дому, а Марія выразила, что никогда, безъ согласія дяди, не станетъ его женою; хотя она, при разлукѣ, только вскользь упомянула объ этомъ, но слово ея такъ тяжело легло на его душу, что цѣлый годъ онъ не въ состояніи былъ помириться съ нею.
Вечеромъ, когда смерклось, Георгъ вышелъ на улицу и раздумывая о полученныхъ извѣстіяхъ, бродилъ онъ по Кольмару. Новость о предстоящей свадьбѣ Маріи глубоко потрясла его, хотя онъ цѣлый годъ выдержалъ не видя ее и ничего не слыша о ней, никогда не пронося ея имени и едва сознавая, до какой степени она была необходима для счастія его жизни. Теперь же гнѣвъ и страданіе давили ему грудь, при мысли что она ему предпочла другаго. Онъ вспомнилъ, какъ клялся ей въ своей любви, обѣщаясь никогда не обращать вниманіе ни на какую другую дѣвушку и капъ она, въ свою очередь, дала ему клятву вѣчно остаться ему вѣрною — теперь же она была готова разорвать ее. Это воспоминаніе вызывало грозныя, мрачныя морщины на лбу Георга, но раскаяніе тотчасъ же прогоняло ихъ. Дѣйствительно, думалъ онъ, какъ глупо и необдуманно было съ его стороны оставить ее одну, предоставляя каждому встрѣчному увѣрять ее въ любви и своимъ краснорѣчіемъ стараться склонить ее на свою сторону и наконецъ открывая свободное поле уговорамъ его отца, старавшагося, конечно, дѣйствовать противъ сына. По истинѣ какъ онъ могъ, при такихъ обстоятельствахъ, ожидать,
После этого не упоминалось более о свадьбе. Если действительно носился тот слух, о котором рассказывал Эдмунд, то по всей вероятности он был справедлив! Почему же это было бы и не так! Георг сознавал, что если бы Мария в салом деле задумала выходить за муж, то ни одна человеческая душа из всего Гронпера не поспешила бы уведомить его об этом. Но не клялась ли она ему, когда то в вечной любви и верности! Во всё время своего пребывания в Кольмаре Георг крепко верил в клятву Марии Бромар, хотя он и растился с нею с гневом и досадою. Отец выгнал его из дому, а Мария выразила, что никогда, без согласия дяди, не станет его женою; хотя она, при разлуке, только вскользь упомянула об этом, но слово её так тяжело легло на его душу, что целый год он не в состоянии был помириться с нею.
Вечером, когда смерклось, Георг вышел на улицу и раздумывая о полученных известиях, бродил он по Кольмару. Новость о предстоящей свадьбе Марии глубоко потрясла его, хотя он целый год выдержал не видя ее и ничего не слыша о ней, никогда не пронося её имени и едва сознавая, до какой степени она была необходима для счастья его жизни. Теперь же гнев и страдание давили ему грудь, при мысли что она ему предпочла другого. Он вспомнил, как клялся ей в своей любви, обещаясь никогда не обращать внимание ни на какую другую девушку и кап она, в свою очередь, дала ему клятву вечно остаться ему верною — теперь же она была готова разорвать ее. Это воспоминание вызывало грозные, мрачные морщины на лбу Георга, но раскаяние тотчас же прогоняло их. Действительно, думал он, как глупо и необдуманно было с его стороны оставить ее одну, предоставляя каждому встречному уверять ее в любви и своим красноречием стараться склонить ее на свою сторону и наконец открывая свободное поле уговорам его отца, старавшегося, конечно, действовать против сына. По истине как он мог, при таких обстоятельствах, ожидать,
