вскричалъ Михаилъ, близко подходя къ своему противнику. — Я опровергаю ваши слова, потому что они несправедливы и при мнѣ никто не смѣетъ говорить что либо подобное о Маріи, даже и не вы?
— Но тѣмъ не менѣе, я остаюсь при томъ, что она осрамила себя. Зачѣмъ дала она мнѣ слово, когда думала выходить за другого?
— Но это было вовсе не такъ! И я, вотъ что еще скажу вамъ, мой другъ — меня и Георга вы можете бранить сколько вашей душѣ будетъ угодно; но я не желаю, чтобы вы въ моемъ присутствіи дурно отзывались о Маріи Бромаръ. Кромѣ того, мы согласны дать вамъ такое удовлетвореніе, какое вы сами назначите!
— Конечно, мнѣ слѣдуетъ дать удовлетвореніе.
— Чего же требуете вы? Денегъ, что ли?
— Денегъ нѣтъ; этого добра у меня больше, чѣмъ у васъ!
— Ну, такъ что-же, въ такомъ случаѣ? Вѣдь не дѣвушку, наконецъ?
— Нѣтъ, ужъ никакъ не ее. Я не взялъ бы ее и тогда, когда бы она на колѣнахъ умоляла меня о томъ. Но что такое можемъ мы сдѣлать для вашего удовлетворенія? Да говорите же!
— Я — я хочу, — но я не въ состояніи высказать того, что хочу! Вашъ поступокъ со мной сдѣлалъ изъ меня посмѣшище всему свѣту! Ничего подобнаго, никогда не случалось мнѣ видѣть. Мнѣ, не требовавшаго ни одного франка приданаго, предлагаете вы денегъ! Нѣтъ, никогда еще, ни съ однимъ человѣкомъ не поступали такъ дурно!
Съ этими словами цѣлый нотокъ слезъ хлынулъ изъ глазъ Урманда.
При видѣ этихъ слезъ, сострадательное сердце хозяина растаяло, горько раскаялся онъ въ томъ, что позволилъ себя упомянуть о деньгахъ и готовъ былъ испросить себѣ за то прощеніе. Съ этимъ благимъ намѣреніемъ подошелъ онъ къ Урманду, упавшему на стулъ.
— Прошу у васъ извиненія, Урмандъ, униженно
вскричал Михаил, близко подходя к своему противнику. — Я опровергаю ваши слова, потому что они несправедливы и при мне никто не смеет говорить что-либо подобное о Марии, даже и не вы?
— Но тем не менее, я остаюсь при том, что она осрамила себя. Зачем дала она мне слово, когда думала выходить за другого?
— Но это было вовсе не так! И я, вот что еще скажу вам, мой друг — меня и Георга вы можете бранить сколько вашей душе будет угодно; но я не желаю, чтобы вы в моем присутствии дурно отзывались о Марии Бромар. Кроме того, мы согласны дать вам такое удовлетворение, какое вы сами назначите!
— Конечно, мне следует дать удовлетворение.
— Чего же требуете вы? Денег, что ли?
— Денег нет; этого добра у меня больше, чем у вас!
— Ну, так что же, в таком случае? Ведь не девушку, наконец?
— Нет, уж никак не ее. Я не взял бы ее и тогда, когда бы она на коленах умоляла меня о том. Но что такое можем мы сделать для вашего удовлетворения? Да говорите же!
— Я — я хочу, — но я не в состоянии высказать того, что хочу! Ваш поступок со мной сделал из меня посмешище всему свету! Ничего подобного, никогда не случалось мне видеть. Мне, не требовавшего ни одного франка приданого, предлагаете вы денег! Нет, никогда еще, ни с одним человеком не поступали так дурно!
С этими словами целый ноток слез хлынул из глаз Урманда.
При виде этих слез, сострадательное сердце хозяина растаяло, горько раскаялся он в том, что позволил себя упомянуть о деньгах и готов был испросить себе за то прощение. С этим благим намерением подошел он к Урманду, упавшему на стул.
— Прошу у вас извинения, Урманд, униженно
