наго въ созерцаніе утокъ, плескающихся въ какой то лужѣ и въ такомъ настроеніи, въ которомъ человѣкъ обыкновенно бываетъ способенъ придираться ко всякой бездѣлицѣ.
Завидѣвъ хозяина, онъ облегчилъ свою душу жалобами на страшную скуку въ этомъ краю; но это нисколько но подвинуло Михаила къ сто цѣли и онъ въ замѣшательствѣ почесалъ себѣ за ухомъ. Теперь уже онъ не обманывалъ себя въ томъ, какую тяжелую обузу взвалилъ на свои плеча поѣздкою въ Базель. Нѣсколько дней тому назадъ хвастался онъ передъ молодымъ человѣкомъ своимъ авторитетомъ, передъ которымъ всѣ должны были преклоняться, а теперь ему предстояло сознаться въ полнѣйшемъ своемъ безсиліи.
— Господинъ Урмандъ, — рѣшился онъ наконецъ заговорить, — право, я очень огорченъ — увѣряю васъ, сильно огорченъ этимъ непріятнымъ оборотомъ дѣлъ!
— Какія дѣла подразумѣваете вы? — спросилъ Адріянъ.
— Ну, тѣ — которые касаются Маріи. Когда я пріѣхалъ къ вамъ, въ Базель, го мнѣ и но снѣ не снилось. что все могло бы такъ дурно устроиться, право нѣтъ!
— А какъ же все устроилось?
— Я никакъ не могу заставить молодую дѣвушку сказать «да», возразилъ Михаилъ.
— Въ такомъ случаѣ и я въ свою очередь долженъ вамъ объяснить, господинъ Фоссъ, что еслибъ даже, это молодая дѣвушка, какъ вамъ угодно ее называть. сказала «да», то я теперь ее самъ не хочу, потому что она опозорила и осрамила меня.
Михаилъ слушалъ эти выраженія съ полнымъ душевнымъ спокойствіемъ.
— Она осрамила васъ.
При этихъ словахъ Михаилъ закусилъ губы, но чувствуя себя виноватымъ, промолчалъ.
— И наконецъ, она осрамила самою себя, — окончилъ Адріянъ съ возможно большимъ паѳосомъ.
— Нѣтъ, это ужъ позвольте мнѣ опровергнуть, —
ного в созерцание уток, плескающихся в какой то луже и в таком настроении, в котором человек обыкновенно бывает способен придираться ко всякой безделице.
Завидев хозяина, он облегчил свою душу жалобами на страшную скуку в этом краю; но это нисколько но подвинуло Михаила к сто цели и он в замешательстве почесал себе за ухом. Теперь уже он не обманывал себя в том, какую тяжелую обузу взвалил на свои плеча поездкою в Базель. Несколько дней тому назад хвастался он перед молодым человеком своим авторитетом, перед которым все должны были преклоняться, а теперь ему предстояло сознаться в полнейшем своем бессилии.
— Господин Урманд, — решился он наконец заговорить, — право, я очень огорчен — уверяю вас, сильно огорчен этим неприятным оборотом дел!
— Какие дела подразумеваете вы? — спросил Адриян.
— Ну, те — которые касаются Марии. Когда я приехал к вам, в Базель, го мне и но сне не снилось. что всё могло бы так дурно устроиться, право нет!
— А как же всё устроилось?
— Я никак не могу заставить молодую девушку сказать «да», возразил Михаил.
— В таком случае и я в свою очередь должен вам объяснить, господин Фосс, что если б даже, это молодая девушка, как вам угодно ее называть. сказала «да», то я теперь ее сам не хочу, потому что она опозорила и осрамила меня.
Михаил слушал эти выражения с полным душевным спокойствием.
— Она осрамила вас.
При этих словах Михаил закусил губы, но чувствуя себя виноватым, промолчал.
— И наконец, она осрамила самою себя, — окончил Адриян с возможно большим пафосом.
— Нет, это уж позвольте мне опровергнуть, —
