чтобы сдѣлать изъ тебя самостоятельнаго человѣка и добыть ей положеніе въ свѣтѣ — и вотъ благодарность съ обѣихъ сторонъ.
— Чего-же хочешь ты отъ меня?
— Чего-же иначе, какъ только того, чтобы ты не разстраивалъ моихъ плановъ.
— Но такъ какъ этотъ Адріянъ Урмандъ…
— Не говори мнѣ, пожалуйста, объ этомъ Адріянѣ Урмандѣ, вскричалъ Михаилъ съ негодованіемъ, причемъ Георгъ вытаращилъ глаза отъ удивленія.
— Нѣтъ, я не то хотѣлъ сказать, поправился его отецъ, но, дѣйствительно, онъ уже мнѣ надоѣлъ. Еслибъ въ немъ была хоть искра энергіи и твердости, то давно бы Марія была уже увезена отсюда.
— Объ этомъ и не могу судить! Но, во всякомъ случаѣ, до сихъ поръ это еще не случилось. Сознайся, однако, батюшка, что тебѣ, какъ и ей, человѣкъ этотъ кажется весьма непривлекательнымъ! Такъ посуди-же, если въ три дня онъ успѣлъ надоѣсть тебѣ, такъ каково ей было-бы прожить съ нимъ весь вѣкъ.
— Зачѣмъ дала она ему слово?
— Кто знаетъ, батюшка, можетъ быть въ этомъ дѣлѣ каждый изъ насъ виноватъ!
— Только не я — никакъ ужъ ни я! Противъ эта го я долженъ возстать. Она сказала «да» и ее обручили, а его преподобіе говоритъ, будто обрученіе почти одинаково связываютъ, какъ бракъ.
— Кому какое дѣло до мнѣнія патера Гондена?
— Конечно ужъ не мнѣ! возразилъ Михаилъ.
— А по моему мнѣнію, подобное обрученіе не имѣетъ никакого значенія, когда одна изъ сторонъ измѣнила свое мнѣніе, какъ это и случилось съ молодою дѣвицею изъ Сенъ-Дье.
— Молчи, пожалуйста, я не могу равнодушно слушать, когда упоминаютъ о ней. Что мнѣ, къ чорту, за дѣло до этой дѣвчонки! Честные люди должны исполнять свой долгъ, а не брать примѣръ съ такихъ легкомысленныхъ созданій!
Оба Фосса были еще далеко отъ своего отеля, какъ старшій, уже вполнѣ сознался, что Адріянъ Урмандъ
чтобы сделать из тебя самостоятельного человека и добыть ей положение в свете — и вот благодарность с обеих сторон.
— Чего же хочешь ты от меня?
— Чего же иначе, как только того, чтобы ты не расстраивал моих планов.
— Но так как этот Адриян Урманд…
— Не говори мне, пожалуйста, об этом Адрияне Урманде, вскричал Михаил с негодованием, причем Георг вытаращил глаза от удивления.
— Нет, я не то хотел сказать, поправился его отец, но, действительно, он уже мне надоел. Если б в нём была хоть искра энергии и твердости, то давно бы Мария была уже увезена отсюда.
— Об этом и не могу судить! Но, во всяком случае, до сих пор это еще не случилось. Сознайся, однако, батюшка, что тебе, как и ей, человек этот кажется весьма непривлекательным! Так посуди же, если в три дня он успел надоесть тебе, так каково ей было бы прожить с ним весь век.
— Зачем дала она ему слово?
— Кто знает, батюшка, может быть в этом деле каждый из нас виноват!
— Только не я — никак уж ни я! Против эта го я должен восстать. Она сказала «да» и ее обручили, а его преподобие говорит, будто обручение почти одинаково связывают, как брак.
— Кому какое дело до мнения патера Гондена?
— Конечно уж не мне! возразил Михаил.
— А по моему мнению, подобное обручение не имеет никакого значения, когда одна из сторон изменила свое мнение, как это и случилось с молодою девицею из Сен-Дье.
— Молчи, пожалуйста, я не могу равнодушно слушать, когда упоминают о ней. Что мне, к чёрту, за дело до этой девчонки! Честные люди должны исполнять свой долг, а не брать пример с таких легкомысленных созданий!
Оба Фосса были еще далеко от своего отеля, как старший, уже вполне сознался, что Адриян Урманд
