Бошена спѣть ее, такъ какъ хорошо съ нимъ знакомы. Они увѣряли, что пѣсня такъ забавна, что когда г-нъ Бошенъ спѣлъ ее передъ германскимъ императоромъ, то онъ (германскій императоръ) катался со смѣху.
Они прибавили, что г-нъ Бошенъ поетъ ее неподражаемо, съ такимъ мрачнымъ видомъ, точно читаетъ трагическій монологъ, и отъ этого она становится еще забавнѣе. Ни звукомъ, ни жестомъ не выдаетъ онъ комизма; это испортило бы впечатлѣніе. Напротивъ, его серьезность, почти паѳосъ, придаетъ ей неотразимую комичность.
Мы сказали, что рады послушать, что мы не прочь посмѣяться, и они отправились внизъ за г-номъ Шлоссенъ-Бошеномъ.
Повидимому, тотъ согласился очень охотно, такъ какъ явился немедленно и усѣлся за фортепіано безъ всякихъ дальнѣйшихъ приглашеній.
— О, это чертовски забавная вещь! Вы надорвете животики, — шептали молодые люди, обходя публику, и помѣстились въ самой безопасной позѣ за спиной профессора.
Г-нъ Шлоссенъ-Бошенъ самъ себѣ аккомпанировалъ. Прелюдія вовсе не имѣла комическаго характера. Это была грустная, мрачная мелодія. Отъ нея скорѣе мурашки бѣгали по тѣлу; но мы рѣшили, что это германская манера, и готовились повеселиться.
Я не понимаю нѣмецкаго языка. Обучался ему въ школѣ, но въ два года забылъ все, до послѣдняго словечка и никогда не раскаивался въ этомъ. Но я не хотѣлъ, чтобы другіе замѣтили мое невѣжество, и придумалъ довольно удачное средство для этого. Я внимательно слѣдилъ за студентами. Когда они улыбались, я тоже улыбался; когда они хохотали, я тоже хохоталъ, а по временамъ усмѣхался уже отъ себя, чтобы показать, что оцѣниваю тонкости юмора, для другихъ недоступныя.
