старинныхъ чашкахъ, пивныхъ кружкахъ, щипцахъ для свѣчей, которыми мы такъ восхищаемся, или имъ придаетъ такую прелесть въ нашихъ глазахъ отблескъ давно минувшей эпохи. Предметы, служившіе тогда обыденной домашней утварью, мы вѣшаемъ на стѣны и прячемъ въ стеклянные шкапы; розовыхъ пастушковъ и желтыхъ пастушекъ, которыхъ женщины XVIII вѣка считали дрянными дешевыми бездѣлушками и совали раскапризничавшимся дѣтямъ, мы показываемъ нашимъ друзьямъ, и тѣ дѣлаютъ видъ, что восторгаются ими.
Будетъ ли и впредь то же самое? Неужели сегодняшнимъ сокровищемъ всегда останется вчерашній хламъ? Быть можетъ, и наши тарелки, съ нарисованными на нихъ деревьями, попадутъ на каминъ важной особы 2000 года, какъ образчикъ старинной артистической работы. И наши чашки съ золотымъ ободкомъ и золотымъ цвѣточкомъ (неизвѣстнаго вида) на донышкѣ попадутъ на шифоньерки, и сама хозяйка дома будетъ вытирать съ нихъ пыль.
А китайская собачка, украшающая спальню въ моей квартирѣ? Это бѣлая собачка, съ голубыми глазами и носикомъ пріятнаго краснаго цвѣта съ черными крапинками; голова у нея задрана кверху и выражаетъ дружелюбіе, граничащее съ глупостью. Мнѣ она не нравится. Какъ произведеніе искусства, она раздражаетъ меня. Легкомысленные друзья мои подшучиваютъ надъ ней, и сама хозяйка отнюдь не восторгается ею и объясняетъ ея присутствіе только тѣмъ, что она подарена ей теткой.
Но болѣе чѣмъ вѣроятно, что лѣтъ черезъ двѣсти эта же собачка будетъ найдена гдѣ-нибудь въ кучѣ стараго хлама съ отбитыми ногами и безъ хвоста, сойдетъ за старинную китайскую и будетъ украшать чей-нибудь кабинетъ. Посѣтители будутъ восхищаться ею. Станутъ изумлять-
