димому, былъ вполнѣ убѣжденъ, что всякій разъ, когда Джорджъ или Гаррисъ протягиваютъ руку, они хотятъ достать его холодный скользкій носъ. Онъ попалъ ногой въ пастилу, таскалъ чайныя ложечки, сдѣлалъ видъ, что принимаетъ лимоны за крысъ, кинулся за ними въ корзину и изгрызъ три штуки, прежде чѣмъ Гаррису удалось выгнать его сковородкой.
Гаррисъ сказалъ, что я поощряю его. Я вовсе не поощрялъ его. Да и не такой это песъ, чтобы нуждаться въ поощреніи. Природная естественная склонность побуждаетъ его къ такимъ штукамъ.
Укладка кончилась въ двѣнадцать часовъ пятьдесятъ минутъ, и Гаррисъ, усѣвшись на корзинѣ, выразилъ надежду, что все останется цѣло. Джорджъ замѣтилъ, что если что-нибудь будетъ разбито, такъ значить оно и было разбито; это соображеніе, повидимому, утѣшило его. Онъ прибавилъ также, что ему хочется спать. Намъ всѣмъ хотѣлось спать. Гаррисъ долженъ былъ ночевать у насъ, и потому мы всѣ отправились наверхъ.
Мы бросили жребій насчетъ кроватей, и Гаррису досталось спать со мной.
— Когда васъ разбудить, братцы? — спросилъ Джорджъ.
— Въ семь часовъ, — отвѣчалъ Гаррисъ.
— Нѣтъ, въ шесть, — сказалъ я, такъ какъ мнѣ нужно было написать нѣсколько писемъ.
Мы немножко поспорили съ Гаррисомъ на этотъ счетъ, но, наконецъ, порѣшили на половинѣ седьмого.
— Разбудите насъ въ половинѣ седьмого, Джорджъ, — сказали мы.
Джорджъ не отвѣчалъ; оказалось, что онъ уже заснулъ. Тогда мы поставили умывальную чашку такъ, чтобы онъ наткнулся на нее утромъ, и улеглись въ постель.
