устремлялись къ вагону съ тяжелыми чемоданами и брали приступомъ дверь. Наконецъ, кто-нибудь вскакивалъ на ступеньки, отворялъ дверь и падалъ на руки слѣдовавшихъ за нимъ, и всѣ поднимались, поводили носами и отправлялись въ другой вагонъ или приплачивали разницу и садились въ первый классъ…
Въ Эйстонѣ я отнесъ сыры на квартиру моего друга. Жена его, войдя въ пріемную, повела носомъ и спросила:
— Что это такое? Скажите мнѣ откровенно.
Я отвѣчалъ:
— Это сыры. Томъ купилъ ихъ въ Ливерпулѣ и просилъ меня взять ихъ съ собой.
Я прибавилъ, что я тутъ рѣшительно не причемъ, а она отвѣчала, что совершенно увѣрена въ этомъ, но поговоритъ съ Томомъ, когда онъ пріѣдетъ.
Мой другъ остался въ Ливерпулѣ дольше, чѣмъ разсчитывалъ, и на третій день его жена послала за мной.
— Что сказалъ Томъ насчетъ этихъ сыровъ? — спросила она.
Я отвѣтилъ, что онъ велѣлъ положить ихъ въ сырое мѣсто, гдѣ бы никто ихъ не трогалъ.
— Кому придетъ охота ихъ трогать? — сказала она. — Нюхалъ онъ ихъ?
Я сказалъ, что, кажется, нюхалъ, и, повидимому, чрезвычайно дорожитъ ими.
— Какъ вы думаете, разсердится онъ, если я найму человѣка унести ихъ и зарыть въ землю?
Я отвѣчалъ, что послѣ этого онъ, вѣроятно, никогда уже не будетъ смѣяться.
Тутъ у нея явилась мысль.
— Не возьмете ли вы ихъ къ себѣ? — сказала она. — Я велю отнести ихъ на вашу квартиру.
— Сударыня, — возразилъ я, — я люблю запахъ сыра и всегда буду вспоминать о переѣздѣ изъ Ливерпуля, какъ о счастливомъ окончаніи пріят-