— Взгляните же на вашъ носъ, разиня! — заоралъ тотъ же голосъ.
Въ ту же минуту еще кто-то крикнулъ:
— Вытащите вашъ носъ, живѣе! Вы, двое съ собакой!
Ни я, ни Джорджъ не рѣшились повернуть головы. Фотографъ установилъ свой инструментъ и долженъ былъ сейчасъ приступить къ съемкѣ. Зачѣмъ они кричатъ? Какое имъ дѣло до нашихъ носовъ? И откуда вытащить эти носы?
Но тутъ заоралъ весь шлюзъ и чей-то голосъ покрылъ всѣ остальные:
— Да оглянитесь же на лодку, вы, въ красной и бѣлой шапкѣ! Скорѣе, не то придется снимать развѣ ваши трупы!
Мы оглянулись и увидѣли, что носъ нашей лодки завязъ между бревнами шлюза, тогда какъ прибывающая вода грозила захлестнуть и перевернуть лодку. Еще минута, и мы бы опрокинулись. Быстрѣе молніи схватили мы весла, изо всѣхъ силъ уперлись въ шлюзъ, освободили лодку и покатились вверхъ тормашками на дно.
Не въ изящномъ же видѣ вышли мы на фотографіи. Надо же было фотографу пустить въ ходъ свою проклятую машину въ тотъ самый моментъ, когда мы лежали навзничь, не понимая, гдѣ мы и что съ нами, а двѣ пары нашихъ ногъ безпомощно болтались въ воздухѣ.
Ноги эти были безспорно главнымъ объектомъ фотографіи. Почти ничего остального не было видно. Наши ноги заняли весь передній планъ. Виднѣлись правда изъ-за нихъ другія лодки и обрывки ландшафта, но все это выглядѣло такъ мизерно въ сравненіи съ нашими ногами, что остальная публика сконфузилась и отказалась отъ фотографій.
Владѣлецъ парового катера, заказавшій шесть снимковъ, отказался отъ нихъ, когда увидѣлъ негативъ. Онъ прибавилъ, что возьметъ ихъ, если
