хуже. Не особенно пріятно, когда сухой парусъ хлопаетъ васъ по ногамъ и обертывается вокругъ васъ, но, когда онъ при этомъ еще мокрый, становится просто невыносимо.
Наконецъ, мы укрѣпили парусъ, — не совсѣмъ вверхъ ногами, скорѣе наискось.
Что лодка не перевернулась, я, просто, констатирую какъ фактъ. Почему она не перевернулась, рѣшительно не понимаю. Я часто думалъ объ этомъ потомъ, но никогда не могъ найти удовлетворительнаго объясненія.
Можетъ быть, это обстоятельство нужно приписать упрямству, которое свойственно всѣмъ вещамъ въ этомъ мірѣ. Лодка могла прійти къ заключенію, судя по нашимъ аллюрамъ и хлопотамъ, что мы рѣшились предпринять самоубійство, и, съ своей стороны рѣшилась разочаровать насъ въ это утро. Вотъ единственное объясненіе, которое кажется мнѣ вѣроятнымъ.
Лодка неслась по рѣкѣ на протяженіи мили (съ тѣхъ поръ я не ѣздилъ въ этомъ мѣстѣ, да и не желаю ѣздить). Потомъ, на поворотѣ, накренилась такъ, что парусъ до половины погрузился въ воду. Потомъ какимъ-то чудомъ выпрямилась и врѣзалась въ полосу жидкой грязи.
Эта грязъ спасла насъ. Лодка въѣхала въ нее, да тутъ и застряла. Получивъ возможность двигаться по произволу — до тѣхъ поръ насъ трясло и швыряло, какъ горохъ въ мѣшкѣ — мы кое-какъ оправились и отрѣзали парусъ.
Мы были удовлетворены вполнѣ. Мы не желали начинать дѣла съ начала и доходить до излишествъ. Мы вполнѣ насладились плаваніемъ подъ парусомъ, и теперь хотѣли плыть на веслахъ — собственно для разнообразія.
Мы взялись за весла и попытались выбраться съ отмели, но вскорѣ сломали одно изъ веселъ. Тогда мы стали дѣйствовать осторожнѣе, но проклятыя весла оказались никуда негодными, и вто-
