Юный Джефферсонъ умѣетъ играть на волынкѣ только одну арію, но я никогда ни отъ кого не слыхалъ жалобъ на однообразіе его репертуара. Это какъ онъ увѣряетъ, арія „Комибели идутъ, ура, ура!“, хотя отецъ его утверждаетъ, что это „Голубые колокола Шотландіи“. Никто, повидимому, не знаетъ навѣрвяка, что это такое, но всѣ согласны, что арія шотландская.
Гаррисъ былъ несносенъ послѣ ужина, — кажется, благодаря рагу: онъ не привыкъ къ такимъ тонкимъ блюдамъ, — и потому мы съ Джорджемъ рѣшили сходить въ Генли. Гаррисъ сказалъ, что выпьетъ стаканчикъ виски и выкуритъ трубку, а потомъ устроится на ночлегъ. Мы должны были крикнуть ему, когда вернемся, чтобы онъ пріѣхалъ за нами и перевезъ насъ на островокъ.
— Только не вздумайте заснуть, старина, — сказали мы, уходя.
— Заснешь тутъ, какъ же, послѣ этого рагу, — проворчалъ онъ и отчалилъ къ островку.
Генли готовился къ гонкамъ и былъ очень оживленъ. Мы встрѣтили тамъ кучу знакомыхъ и провели время въ очень пріятной компаніи. Было уже одиннадцать часовъ, когда мы отправились домой: такъ называли мы теперь нашу лодку.
Ночь была темная и холодная; моросилъ мелкій дождикъ. Мы шли по безмолвнымъ, потемнѣвшимъ полямъ, и толковали вполголоса, спрашивая други друга, туда ли мы идемъ; вспомнили объ уютной лодкѣ, гдѣ яркій огонекъ свѣтится подъ плотно натянутой парусиной, о Гаррисѣ и Монморанси, о виски, и страстно желали поскорѣе быть на мѣстѣ.
Намъ рисовалась картина рѣки, одѣтой туманомъ, неясные силуэты деревьевъ, а подъ ними, точно гигантскій свѣтлякъ, наша милая старая лодка, теплая, уютная, веселая, а въ ней мы сами, усталые и съ хорошимъ аппетитомъ. Мы сидимъ за ужиномъ, нарѣзаемъ холодное мясо, передаемъ
