изъ лодки, трижды обѣжалъ островокъ съ быстротою тридцати пяти миль въ часъ, останавливаясь на мгновеніе и тыкаясь носомъ въ холодный илъ.
Съ этого вечера Монморанси сталъ относиться къ чайнику съ недовѣріемъ, страхомъ и ненавистью. Увидѣвъ его, онъ начиналъ лаять и пятиться, поджавъ хвостъ, а когда чайникъ ставили на огонь, выскакивалъ изъ лодки и дожидался на берегу, пока не кончится чаепитіе.
Послѣ ужина Джорджъ досталъ балалайку и хотѣлъ поиграть; но Гаррисъ запротестовалъ, заявивъ, что у него болитъ голова и что онъ не въ силахъ слушать музыку. Джорджъ отвѣчалъ, что хорошая музыка успокаиваетъ нервы и можетъ облегчить головную боль, и взялъ нѣсколько аккордовъ собственно для примѣра.
Гаррисъ сказалъ, что предпочитаетъ головную боль.
Джорджъ такъ и не выучился играть. Онъ встрѣтилъ слишкомъ много затрудненій. Въ началѣ плаванія онъ упражнялся въ этомъ искусствѣ по вечерамъ. Но отзывы Гарриса могли бы обезкуражить самаго рѣшительнаго человѣка, да и Монморанси принимался выть, лишь только Джорджъ брался за свой инструментъ.
— Ну, что ты воешь, когда я играю? — съ негодованіемъ восклицалъ Джорджъ, запуская въ него сапогомъ.
— Ну, что вы играете, когда онъ воетъ? — возражалъ Гаррисъ, подхватывая сапогъ на лету. — Оставьте его въ покоѣ. Онъ не можетъ не выть. У него музыкальное ухо, и ваша игра заставляетъ его выть.
Въ концѣ-концовъ Джорджъ рѣшилъ отложить свои музыкальныя упражненія до возвращенія домой. Но и дома не было ему удачи. Мистриссъ Поппетсъ всякій разъ являлась къ нему и говорила, что, къ ея великому сожалѣнію, — сама она была бы очень рада послушать его игру — музыка
