приходилось либо отказаться отъ чая, либо сварить его на рѣчной водѣ. Гаррисъ стоялъ за рѣчную воду. Онъ говорилъ, что ее можно вскипятить, и всѣ микробы будутъ убиты. Тогда мы наполнили чайникъ водой изъ Темзы и вскипятили ее.
Мы сварили чай, наполнили стаканы, усѣлись поудобнѣе, какъ вдругъ Джорджъ, уже подносившій стаканъ ко рту, остановился и сказалъ:
— Что это такое?
— Что такое? — воскликнули Гаррисъ и я.
— Что это за штука? — повторилъ Джорджъ, глядя на западъ.
Гаррисъ и я взглянули по указанному имъ направленію и увидѣли собаку, которая подплывала къ намъ, увлекаемая теченіемъ. Я еще не встрѣчалъ такой спокойной и глубокомысленной собаки. Я не видѣлъ собаки, которая имѣла бы такой самодовольный видъ. Она плыла, повернувшись на спипу и задравъ кверху всѣ четыре ноги. Это была необычайно толстая собака, съ хорошо развитою грудью. Такъ она плыла, спокойная, ясная, торжественная, пока не поровнялась съ нашей лодкой, и не застряла въ тростникѣ, рѣшившись, повидимому, провести тамъ ночь.
Джорджъ сказалъ, что не хочетъ чаю и выплеснулъ стаканъ въ рѣку. Гаррисъ замѣтилъ, что ему также не хочется пить, и послѣдовалъ примѣру Джорджа. Я выпилъ полстакана, — ахъ, лучше бы я его не пилъ!
Я спросилъ Джорджа, не угрожаетъ ли мнѣ тифъ.
Онъ отвѣчалъ: „О, нѣтъ!“.
Онъ думалъ, что я, по всей вѣроятности, избѣгну его. Во всякомъ случаѣ, приходилось подождать сутки, чтобы убѣдиться, заболѣю я или нѣтъ.
Мы добрались до Варгрэвскаго шлюза. Небольшой каналъ съ правой стороны, на протяженіи полумили, до Маршскаго шлюза — очень пріятное,
