мною и Монморанси, — это кошки; я люблю кошекъ, Монморанси не любитъ ихъ.
Я, встрѣчая кошечку, говорю ей: „Кисенька, кисенька!“, наклоняюсь, щекочу за ушкомъ, и кошка выпрямляетъ хвостъ, выгибаетъ спину, тычется головой въ мои брюки; все происходитъ такъ мило и мирно. Встрѣчаетъ кошку Монморанси, — вся улица мигомъ оповѣщается объ этомъ, и въ какія-нибудь десять секундъ тутъ происходитъ нѣчто такое, что порядочный человѣкъ всю жизнь будетъ помнить.
Я не порицаю за это собаку (я ограничиваюсь обыкновенно тѣмъ, что колочу ее по головѣ или угощаю камнями), такъ какъ знаю, что это свойственно ея натурѣ. Фоксъ-террьеры заражены прирожденнымъ грѣхомъ вчетверо сильнѣе, чѣмъ остальныя собаки, и только многіе годы терпѣливыхъ усилій со стороны насъ, христіанъ, могутъ сколько-нибудь замѣтно умалить грубость натуры фоксъ-террьера.
Помню, случилось мнѣ быть въ передней Гей-маркета, гдѣ я засталъ цѣлую компанію собакъ, поджидавшихъ своихъ владѣльцевъ, которые торговали внутри зданія. Тутъ была большая дворняга, двѣ-три овчарки, сенъ-бернаръ, нѣсколько водолазовъ, гончая, французскій пудель съ обильной шевелюрой на головѣ, но съ шелудивымъ тѣломъ, бульдогъ, нѣсколько маленькихъ шпицовъ ростомъ съ крысу и пара іоркширскихъ собакъ.
Всѣ онѣ сидѣли и ждали терпѣливо, спокойно, глубокомысленно. Торжественное безмолвіе царствовало въ сѣняхъ. Духъ кротости и покорности судьбѣ, съ оттѣкомъ тихой меланхоліи, носился въ воздухѣ.
Но вотъ явилась пріятная молодая лэди съ маленькимъ и кроткимъ на видъ фоксъ-террьеромъ, посадила его между бульдогомъ и пуделемъ, а сама ушла. Террьеръ усѣлся и посмотрѣлъ на своихъ сосѣдей; потомъ поднялъ глаза къ потолку и,
