на была очень трогательная, и мальчику передалось наше волненіе; но онъ не вынесъ его тяжести и повалился на землю, а мы всѣ трое на него. Гаррисъ отъ радости лишился чувствъ, схватилъ кружку, которую несъ мальчикъ, и выпилъ половину, прежде чѣмъ пришелъ въ себя, а затѣмъ пустился во весь духъ, предоставивъ мнѣ и Джорджу тащить вещи.
Мальчикъ жилъ въ маленькомъ коттеджѣ, и его мать, добрая душа, дала намъ на ужинъ кусокъ ветчины, которую мы съѣли всю, пять фунтовъ, затѣмъ пирогъ съ вареньемъ и два чайника чая. Послѣ этого мы улеглись спать. Въ комнатѣ были двѣ кровати: на одной помѣстились я и Джорджъ, связавъ себя вмѣстѣ простыней; а на другой, на кровати мальчика, улегся Гаррисъ, и когда мы съ Джорджемъ проснулись утромъ, его голыя ноги высовывались изъ кровати на два фута, такъ что мы вѣшали на нихъ полотенце, пока мылись.
Въ слѣдующій разъ, когда мы попали въ Дотчетъ, мы не были ужъ такъ разборчивы насчетъ отелей.
Возвращаясь къ нашему теперешнему плаванію, скажу, что ничего экстраординарнаго не случилось и что мы усердно тащили лодку до острова Обезьяны, гдѣ остановились завтракать. Мы позавтракали холодной говядиной, при чемъ оказалось, что горчицу забыли. Никогда въ жизни, ни прежде, ни потомъ, я не желалъ горчицы такъ страстно, какъ въ этотъ разъ. Вообще-то я вовсе не охотникъ до горчицы, часто совсѣмъ забываю о ней, но теперь я отдалъ бы за нее цѣлые міры. Не знаю, сколько во вселенной міровъ, но если бы кто-нибудь принесъ мнѣ въ эту минуту ложечку горчицы, онъ получилъ бы ихъ всѣ. Такой ужъ я человѣкъ: все отдамъ, лишь бы получить то, чего мнѣ хочется.
Гаррисъ тоже готовъ былъ отдать міры за горчицу. Жаль, что никто не догадался принести намъ
