Но мнѣ не удалось убѣдить ихъ.
Презабавная вещь случилась, когда я одѣвался. Я промерзъ, какъ собака, и, торопясь надѣть рубашку, уронилъ ее въ воду. Это страшно разозлило меня, особенно когда Джорджъ расхохотался. Я сказалъ, что нахожу его смѣхъ нелѣпымъ, но онъ только пуще развеселился. Я, наконецъ, вышелъ изъ себя и назвалъ его безмозглымъ болваномъ и жалкимъ идіотомъ, но это только поддало ему жару. И вдругъ, доставая изъ воды рубашку, я увидѣлъ, что это вовсе не моя рубашка, а Джорджа, что я второпяхъ принялъ ее за свою. Мнѣ показалось это крайне забавнымъ, и тутъ ужъ я началъ смѣяться. И чѣмъ больше я смотрѣлъ на рубашку и Джорджа, катавшагося со смѣха, тѣмъ сильнѣе это меня забавляло, и я хохоталъ до того, что снова уронилъ рубашку въ воду.
— Вытащите же ее! — проговорилъ Джорджъ, продолжая хохотать, какъ сумасшедшій.
Я не сразу могъ отвѣтить ему, но, наконецъ, кое-какъ пролепеталъ, задыхаясь отъ смѣха:
— Да вѣдь это не моя рубашка; это ваша.
Въ жизнь свою не видалъ, чтобы человѣкъ такъ быстро переходилъ отъ веселья къ бѣшенству.
— Какъ! — заоралъ онъ, вскакивая. — Чучело безмозглое! Да развѣ вы не могли быть осторожнѣе? Почему вы не вышли одѣваться на берегъ? Очень нужно было лѣзть въ лодку.
Я пытался уяснить ему комическую сторону этого происшествія, но онъ слушать не хотѣлъ. Джорджъ бываетъ иногда очень тугъ на сображеніе.
Гаррисъ предложилъ на завтракъ яичницу и взялся приготовить ее. Повидимому, онъ быль мастеръ готовить яичницу и не разъ пускалъ въ ходъ свое искусство на пикникахъ и поѣздкахъ. Онъ прославился этимъ. Изъ его словъ можно было заключить, что люди, попробовавшіе яични-
