Страница:Тимирязев - Бессильная злоба антидарвиниста.pdf/47

— 43 —

но между тѣмъ, что я говорю, и приведенною фразой нѣтъ и тѣни противорѣчія. Разъяснимъ дѣло обстоятельно.

Прежде всего, я удивляюсь ненаходчивости г. Страхова; зачѣмъ не пошелъ онъ далѣе Данилевскаго. Нѣсколькими строками выше приведеннаго мѣста Дарвинъ говоритъ, что иногда измѣненіе можетъ охватывать всѣхъ представителей данной формы и въ такомъ случаѣ не можетъ быть и рѣчи объ отборѣ. Вотъ фраза, которую можно было бы выгодно эксплуатировать. Можно было бы сказать (по примѣру Данилевскаго): Дарвинъ требуетъ, чтобы всѣ представители измѣнились, и самъ же при этомъ сознается, что въ такомъ случаѣ отбора уже не будетъ, — Дарвинъ требуетъ упраздненія дарвинизма, — что и доказать надлежало! Упустилъ, упустилъ г. Страховъ обнаружить обычную свою аргументацію во всемъ ея неподражаемомъ блескѣ. Читатель, привыкшій къ этой аргументаціи Данилевскаго и г. Страхова, уже догадывается, что дѣло кончится знаменитымъ умозаключеніемъ: «не все — значитъ ничего»; «рѣдко — значитъ никогда»; теперь онъ явится въ новомъ варіантѣ: «иногда — значитъ всегда». Поясню дѣло сначала болѣе простымъ сравненіемъ, a затѣмъ перейду къ ближайшему анализу даннаго случая. Положимъ, въ разговорѣ, я сказалъ бы, что между гвардейскими солдатами попадаются саженные молодцы; имѣлъ ли бы право, на основаніи этой фразы, г. Страховъ закричать: «слушайте, слушайте, вотъ Тимирязевъ требуетъ, чтобы въ гвардію набирали только саженныхъ молодцовъ!»? Полагаю, что не имѣлъ бы. Точно также для существованія естественнаго отбора Дарвинъ не требуетъ, чтобы измѣненія всегда охватывали ¹/₂ или, по меньшей мѣрѣ, ¹/₅ всѣхъ недѣлимыхъ данной формы; такое требованіе, по своей невозможности, граничило бы съ нелѣпостью. Потому-то его именно и требуютъ за Дарвина Данилевскій и г. Страховъ и съ обычною развязностью хотятъ увѣрить, что ихъ голосомъ учитъ самъ Дарвинъ. Дарвинъ просто заявляетъ фактъ, что бываютъ даже и такіе случаи, и тогда результаты отбора должны обнаруживаться скоро. Между тѣмъ, всегда они обнаруживаются не скоро и, слѣдовательно, не охватываютъ такого большого числа. Сказать просто о чемъ-нибудь, что оно бываетъ — не значитъ сказать, что оно должно бытъ. Заявлять о наблюденномъ фактѣ — не значитъ требовать, чтобы онъ неизмѣнно повторялся всегда и вездѣ. Когда г. Страховъ пойметъ эту простую истину, то въ то же время пойметъ, что не Дарвинъ измѣнилъ мнѣ, а ему, г. Страхову, окончательно измѣняетъ здравая логика. Не потому ли одно упоминаніе о ней приводитъ его въ раздраженіе^[1]?

Далѣе г. Страховъ, послѣ лицемѣрнаго заявленія: «Не ради погони за недосмотрами г. Тимирязева, а ради самаго предмета, укажемъ, что въ тѣхъ же его строкахъ есть еще другое уклоненіе въ неопредѣленность», — обличаетъ эту мою неопредѣленность въ слѣдующей тирадѣ: «H. Я. Данилевскій говоритъ, что предполагать большое число измѣняющихся особей зна-

1. Наприм., въ главѣ VIII.

Тот же текст в современной орфографии

но между тем, что я говорю, и приведенною фразой нет и тени противоречия. Разъясним дело обстоятельно.

Прежде всего, я удивляюсь ненаходчивости г. Страхова; зачем не пошел он далее Данилевского. Несколькими строками выше приведенного места Дарвин говорит, что иногда изменение может охватывать всех представителей данной формы и в таком случае не может быть и речи об отборе. Вот фраза, которую можно было бы выгодно эксплуатировать. Можно было бы сказать (по примеру Данилевского): Дарвин требует, чтобы все представители изменились, и сам же при этом сознается, что в таком случае отбора уже не будет, — Дарвин требует упразднения дарвинизма, — что и доказать надлежало! Упустил, упустил г. Страхов обнаружить обычную свою аргументацию во всём её неподражаемом блеске. Читатель, привыкший к этой аргументации Данилевского и г. Страхова, уже догадывается, что дело кончится знаменитым умозаключением: «не всё — значит ничего»; «редко — значит никогда»; теперь он явится в новом варианте: «иногда — значит всегда». Поясню дело сначала более простым сравнением, a затем перейду к ближайшему анализу данного случая. Положим, в разговоре, я сказал бы, что между гвардейскими солдатами попадаются саженные молодцы; имел ли бы право, на основании этой фразы, г. Страхов закричать: «слушайте, слушайте, вот Тимирязев требует, чтобы в гвардию набирали только саженных молодцов!»? Полагаю, что не имел бы. Точно также для существования естественного отбора Дарвин не требует, чтобы изменения всегда охватывали ¹/₂ или, по меньшей мере, ¹/₅ всех неделимых данной формы; такое требование, по своей невозможности, граничило бы с нелепостью. Потому-то его именно и требуют за Дарвина Данилевский и г. Страхов и с обычною развязностью хотят уверить, что их голосом учит сам Дарвин. Дарвин просто заявляет факт, что бывают даже и такие случаи, и тогда результаты отбора должны обнаруживаться скоро. Между тем, всегда они обнаруживаются не скоро и, следовательно, не охватывают такого большого числа. Сказать просто о чём-нибудь, что оно бывает — не значит сказать, что оно должно быт. Заявлять о наблюденном факте — не значит требовать, чтобы он неизменно повторялся всегда и везде. Когда г. Страхов поймет эту простую истину, то в то же время поймет, что не Дарвин изменил мне, а ему, г. Страхову, окончательно изменяет здравая логика. Не потому ли одно упоминание о ней приводит его в раздражение^[1]?

Далее г. Страхов, после лицемерного заявления: «Не ради погони за недосмотрами г. Тимирязева, а ради самого предмета, укажем, что в тех же его строках есть еще другое уклонение в неопределенность», — обличает эту мою неопределенность в следующей тираде: «H. Я. Данилевский говорит, что предполагать большое число изменяющихся особей зна-

1. Наприм., в главе VIII.