отъ всей массы одну часть, а за нею другую вдвое противъ нея большую, потомъ третью — въ полтара раза большую противъ второй и втрое большую противъ первой, четвер-
этихъ трехъ идеи? Никоимъ образомъ, говорятъ, ибо всѣ вообще идеи у Платона такъ всецѣло замкнуты въ сферѣ своей собственной сущности, что не могутъ входить ни вь одну изъ тварныхъ вещей, такъ что въ составъ міровой души могли войти развѣ только образы этихъ идей, но не сами идеи. Таково преобладающее мнѣніе объ отношеніи у Платона идей къ міру вещей, Что касается всѣхъ вещей, то не будемъ пока спорить противъ этого мнѣнія, но что касается міровой души, то тутъ же замѣтимъ по крайней мѣрѣ, что текстъ Тимэя, переданный нами съ совершенною буквальностію, едва ли сколько-нибудь благопріятствуетъ этому мпѣчію. Притомъ же,
γ) спрашивается, что такое суть эти три идеи? Въ логическомъ отношеніи, т. е. для нашего ума, отвлекающаго ихъ отъ вещей, опѣ, конечно, суть не болѣе, какъ тѣ всеобщія понятія, безъ которыхъ немыслима для насъ ни одна вещь: всякая вещь есть тождественная съ самой собою и иная по отношенію во всякой другой; точно также въ понятіе о всякой вещи входитъ и предикатъ или идея ея бытія. Но понятно, что совсѣмъ инымъ чѣмъ-то должны были быть эти идеи въ творческомъ разумѣ Божества, особенно въ тотъ моментъ, когда онѣ переходили изъ области чистой мысли въ области конкретной жизни. Да даже и для нашего разума онѣ перестаютъ быть простыми идеями, когда мм нѣсколько иначе прилагаемъ ихъ къ вещамъ, именно когда различаемъ въ нихъ нѣчто всегда одинаковое, тождественное и нѣчто непонятное, измѣнчивое, ибо въ такомъ разѣ первое есть уже для насъ не идея, а реальная потенція тождества, точно также какъ и послѣднее есть реальная потенція измѣнчивости. Итакъ, три поименованныя идеи должны быть принимаемы не столько за абстрактныя идеи, сколько за реальныя потенціи.
о) Что же это за потенціи? — Относительно "бытія" не можетъ быть мѣста никакимъ сомнѣніямъ: это ие есть какая либо особая потенція, а есть присущая обѣимъ названнымъ потенціямъ способность быть, существовать. Что же касается потенціи тождественнаго и потенціи иного, то объ нихъ, насколько онѣ входятъ въ составъ міровой души, Платонъ ничего не говоритъ, и намъ ничего не остается, какъ опредѣлить ихъ по аналогіи съ потенціями или сторонами человѣческой души на томъ основаніи, что она, но Платону, создана изъ того же матеріала, что и міровая душа, только немного худшаго по достоинству. Итакъ, если первой изъ этихъ потенцій соотвѣтствуетъ въ душѣ нашей та божественная часть ея, которая живетъ въ головѣ, то она есть не что иное, какъ разумъ — принципъ самососредо-
от всей массы одну часть, а за нею другую вдвое против неё большую, потом третью — в полтара раза большую против второй и втрое большую против первой, Некорректный вызов шаблона→четвер-
этих трех идеи? Никоим образом, говорят, ибо все вообще идеи у Платона так всецело замкнуты в сфере своей собственной сущности, что не могут входить ни вь одну из тварных вещей, так что в состав мировой души могли войти разве только образы этих идей, но не сами идеи. Таково преобладающее мнение об отношении у Платона идей к миру вещей, Что касается всех вещей, то не будем пока спорить против этого мнения, но что касается мировой души, то тут же заметим по крайней мере, что текст Тимэя, переданный нами с совершенною буквальностью, едва ли сколько-нибудь благоприятствует этому мпечию. Притом же,
γ) спрашивается, что такое суть эти три идеи? В логическом отношении, т. е. для нашего ума, отвлекающего их от вещей, опе, конечно, суть не более, как те всеобщие понятия, без которых немыслима для нас ни одна вещь: всякая вещь есть тождественная с самой собою и иная по отношению во всякой другой; точно также в понятие о всякой вещи входит и предикат или идея её бытия. Но понятно, что совсем иным чем-то должны были быть эти идеи в творческом разуме Божества, особенно в тот момент, когда они переходили из области чистой мысли в области конкретной жизни. Да даже и для нашего разума они перестают быть простыми идеями, когда мм несколько иначе прилагаем их к вещам, именно когда различаем в них нечто всегда одинаковое, тождественное и нечто непонятное, изменчивое, ибо в таком разе первое есть уже для нас не идея, а реальная потенция тождества, точно также как и последнее есть реальная потенция изменчивости. Итак, три поименованные идеи должны быть принимаемы не столько за абстрактные идеи, сколько за реальные потенции.
о) Что же это за потенции? — Относительно "бытия" не может быть места никаким сомнениям: это ие есть какая либо особая потенция, а есть присущая обеим названным потенциям способность быть, существовать. Что же касается потенции тождественного и потенции иного, то об них, насколько они входят в состав мировой души, Платон ничего не говорит, и нам ничего не остается, как определить их по аналогии с потенциями или сторонами человеческой души на том основании, что она, но Платону, создана из того же материала, что и мировая душа, только немного худшего по достоинству. Итак, если первой из этих потенций соответствует в душе нашей та божественная часть её, которая живет в голове, то она есть не что иное, как разум — принцип самососредо-
